Стэнли Джон Уаймен - Любовь на полях гнева
– Это очень просто, – промолвила она тихо. – Мой жених находится в одном из отрядов Национальной гвардии.
– Вот почему вы и носите эту кокарду! – воскликнул старшина, приходя в восторг.
– Я люблю его, – мягко заметила Дениза, посмотрев мне прямо в глаза.
Не знаю, кто в эту минуту покраснел сильнее – я или она. Вонючая и грязная комната показалась мне дворцом, а пропитанный табачным дымом воздух – прекрасными духами.
Я не слыхал, что еще сказал старшина, и пришел в себя только тогда когда Дениза снова скрылась за матерью, а на ее месте вновь явилась маркиза. Она держала палец на губах и предостерегала меня взглядом.
Предостережение было не лишним, так как в порыве душевного энтузиазма я мог сам сказать что-нибудь лишнее. Но старшина уже был побежден. Романтическая история и объяснение мадемуазель Денизы устранили в нем последние подозрения и снискали его благосклонность. Он покровительственно посмотрел на маркизу, бросил нежный взгляд на Денизу и отпустил какую-то шутку насчет монаха.
– Произошла ошибка, но я не раскаиваюсь в ней, – начал он с неуклюжей вежливостью. – Эта ошибка дала мне возможность познакомиться с вами.
– Помилуйте, господин старшина! – воскликнула, улыбаясь, маркиза.
– Но состояние края таково, – продолжал он, – что дамам путешествовать одним небезопасно. Они могут подвергнуться…
– … худшим встречам, чем эта, – подхватила маркиза, бросая на меня быстрый взгляд. – Но что же делать, провожатых у нас нет.
Могучий старшина вдруг засопел носом. Я решил, что он собирается предложить свои услуги. Но ему в голову пришла другая мысль.
– Может быть, вас проводит вот этот господин. Ведь вы едете в Ним, господин виконт?
– Да, – отвечал я не сразу. – Конечно, если госпожа Корреа…
– Но нам не хотелось доставлять вам неудобства, – перебила меня маркиза, отступая на шаг от меня к старшине.
– Я уверен, что это не доставит никаких хлопот, – галантно возразил тот. – Впрочем, если это действительно затруднит господина виконта, то я найду кого-нибудь другого…
– Кого же вы можете нам предоставить?
– Да себя самого.
– Ах, если вы сами…
Поняв, что теперь я сам могу вступиться без опаски, я воскликнул:
– Нет, нет! Старшина напрасно подозревает меня в отказе. Могу уверить вас, сударыня, что я с удовольствием готов вам сопутствовать, тем более, что нам по дороге. Если, следовательно…
– Буду вам весьма благодарна, – вежливо отвечала маркиза. – Но надобно, чтобы господин старшина еще выпустил нас, бедных арестанток, которые виноваты только в том, что питают пристрастие к национальной гвардии.
– Это я уже беру на себя, – промолвил с важным видом Фландр. – Дело тут совершенно ясно. Однако, – прибавил он, слегка покашливая, – чтобы избежать возможных осложнений, вам будет лучше уехать рано утром. А когда вы уедете, я сумею объяснить ваш отъезд. Если вы не побрезгуете провести здесь ночь, – продолжал он, оглядывая помещение не без некоторого смущения, – то…
– … мы еще менее будем обращать внимание на все окружающее, чем прежде, – перебила его маркиза, вздохнув. – Я чувствую себя в полной безопасности с тех пор, как познакомилась с вами.
И она протянула ему свою нежную белую руку.
Старшина быстро поцеловал ее.
Через несколько минут я уже возвращался к себе, направляя свои шаги по желтой полоске света, исходившей из фонаря старшины. А он шел тоже погруженный в свои мысли, временами закрывая фонарь полой своего плаща, совершенно забывая о своем спутнике. Мне вновь стало казаться, что все, что произошло сейчас, было лишь сном. И эта грязная комната, из которой я только что вышел, и удивительное присутствие в ней двух дам, и признание Денизы – все это представлялось чем-то совершенно невероятным.
Забили часы на колокольне. Я принялся было считать удары, но сбился. Вдруг в темноте, совсем рядом закричал по старинному обыкновению сторож, сообщая, что пробило одиннадцать часов. Это вернуло меня в мир действительности, подтверждая реальность событий.
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, я отбыл из гостиницы в экипаже. Еще издали я увидел вышедших из тюрьмы и стоявших подле ее дверей маркизу и ее дочь, дрожавших от утренней прохлады. Усадив маркизу, я, сам не помня себя, взял за руку Денизу, помог сесть ей в экипаж и сам уселся на переднее сидение, как раз напротив нее.
Минут через пять мы беспрепятственно проехали городские ворота и выбрались на большую дорогу. Стояли еще серые предрассветные сумерки, деревья казались черными на фоне светлеющего неба. Вскоре мы переехали большой мост через Тавр и стали подниматься по долине Дурби.
Мы не могли еще видеть лиц друг друга. Внезапно из угла, где сидела маркиза, послышался веселый смех.
– Старый дурак, – едва проговорила она, не имея сил удерживаться более от торжествующего смеха.
Эти слова показались мне не особенно благородными, но она была матерью той, которую я любил, и я промолчал.
Разгорался рассвет. Одна половина неба мало-помалу окрасилась в розоватый цвет, другая – бледно-голубая, с золотистыми облачками, осталась позади нас. Еще мгновение и зазолотились вершины гор. Я жадно взглянул в лицо Денизы, увидел, как оно порозовело с рассветом, и, весь дрожа, поспешил отвести от нее свой взор.
Из угла маркизы опять послышался смех, невольно покоробивший меня.
– Она создана не для монастыря, не правда ли? – вдруг спросила маркиза.
Этот веселый, развязный тон подействовал, как удар хлыста, не столько, правда, на меня, сколько на Денизу.
– Ты, очевидно, хорошо напрактиковалась, – продолжала она насмешливо, обращаясь к дочери. – Я люблю, ты любишь, мы любим… Отлично, превосходно! Ты, должно быть, изучала это с самим директором? Или вычитала из надписей на заборах?
– Послушайте! – воскликнул я.
Дениза же только ниже натянула капюшон своего пальто, и легко понять, какой стыд она испытывала в эту минуту.
Но маркиза была неумолима.
– В самом деле, Дениза, я не помню, чтобы я когда-либо сказала твоему отцу: «Я люблю вас». По крайней мере, до тех пор, пока он не получил права поцеловать меня. Надеюсь, ты соблюдаешь правила приличия…
– Послушайте, это уж нехорошо, – пробормотал я.
– Что такое, сударь? – обратилась она ко мне. – Разве я не могу пожурить свою дочь, когда нахожу это нужным?
– Можете, но не при мне, – возразил я, начиная внутренне дрожать от ярости. – Это жестоко! Это…
– Не при вас, господин виконт? – переспросила маркиза, подсмеиваясь надо мной. – А почему я не могу сделать этого при вас? Я не могу унизиться больше, чем она сама себя унизила.
– Неправда! – закричал я, покраснев от гнева.
