Елена Арсеньева - Звезда на содержании
– А, знаю! Варька за Митю Псевдонимова выйдет, наверное. Эх, заест она его, загрызет, бедного! Но с Митей ей в ложе не сидеть, пожизненно в актерской семье останутся.
– Нет, – ухмыльнулась тетя Лина. – Ее жениха не Димитрием зовут.
– А как? – лениво зевнула Наденька, делая вид, что это ей совершенно не интересно.
– Сергеем, – вкрадчиво ответила ночная гостья и злорадно ухмыльнулась, видя, как разительно переменилось хорошенькое капризное личико, нехотя глядевшее из окошка. – Ну ладно, Наденька, вижу, у тебя зимой снегу не допросишься, не то что чаю. Пошла я.
И она решительно зашагала прочь. Дальше было то, чего она ждала: Наденька спешно отворяла двери, в одной рубахе выбегала на крыльцо, босиком, шипя от боли в нежных ногах, бежала за непреклонной гостьей по дорожке... Насилу тетя Лина дала себя уговорить и медленно, важно проследовала за Наденькой в дом.
Там она заговорила не прежде, чем был раздут самовар и налит чай. Наденька наколола сахару и подала тете Лине чашку с блюдцем. Налила. Старая актриса глазами показала на связку бубликов, лежавшую на буфете.
Наденька подала и бублики. Руки ее мелко-мелко тряслись.
Ночная гостья поглядывала на нее злорадно. Давно миновали те времена, когда она задушевно дружила с этой девушкой. Да и в ту пору нужна была ей Наденька лишь для того, чтобы пакостить Мальфузии с Блофрантом, а сейчас волны ненависти к молодой красоте так и захлестывали старую актрису. И ни капли сочувствия не было в ее душе, когда она рассказывала историю, которую велел ей поведать Наденьке Хвощинский и за которую ей было хорошо заплачено:
– У меня кума – прачка, у Проказовых служит. Для людей-то белье и платье сами люди же и стирают, а господское куме моей дают, потому что она большая мастерица шелка мыть да кружева да пятна винные с батистовых рубашек сводить. Очень ее работа молодому барину нравится, она как придет с бельем да с ним столкнется, он ее непременно гривенничком или пятиалтынным одарит. Такой щедрый барин! Ну что, повадилась кума под дверь его кабинета захаживать, чтоб монетку выпросить... известно, коли поважают кого, тот и поважается. Ну вот отиралась она под дверью, да и услышала, как молодой барин с одним человеком говорит. Называл барин его Савкою. Савка этот у него на посылках... письма от него носит к... к любовнице его. Ну, сама догадаешься, кто эта любовница, или сказать тебе?
У Наденьки задрожали руки, и если бы она держала чашку, непременно выронила бы ее.
Да... она подозревала. Она именно это подозревала! Письмо Липскому насчет туалетов было написано лишь для того, чтобы отвести всем глаза. Ах, скажите, какая деликатность! Самому Сереже Проказову играть бы на сцене, великий актер в нем погиб! Значит, он состоит в тайной переписке с Варькой... значит, она его любовница... а что там говорила тетя Лина о Сережиной женитьбе? Это была шутка? Злая, отвратительная шутка?
– Догадалась, вижу! – кивнула старая актриса. – Накрепко привязала она к себе Проказова! Жениться он задумал!
– Этого не может быть! – выкрикнула Наденька. – Это все только слова! Мало ли что он кому обещает! Он и мне сулил...
– Жениться? – хитро прищурилась ночная гостья.
Наденька вонзила ногти в ладони. Нет, Сереженька этого никогда не обещал. Ей даже и в голову такое прийти не могло. И чтобы Варьке... Нет. Нет!
– Да ты, тетя Лина, сама посуди, – сказала она, из последних сил собирая остатки самообладания и вспоминая, что она же, черт возьми, актриса, а значит, притворщица! – Ну где это видано, чтобы благородный человек на лицедейке женился?! Такое только в романах бывает. Да с ним же слова никто не скажет из прежних знакомых!
– Слышала я что-то такое про графа Шереметева... – ухмыльнулась старуха.
– Глупости, словом! – твердо повторила Наденька.
– А может, и глупости, – неожиданно согласилась тетя Лина, подставляя чашку под самоварную струю.
Наденька так и замерла от изумления. Что-то здесь было не то...
– Может, и глупости, – повторила ее мучительница, громко прихлебывая чай. – Только это доподлинно известно станет завтра в полдень.
– А что в полдень произойдет? – насторожилась Наденька. – Венчаться станут?
Она хотела хихикнуть, но голос ее на этих словах прервался.
– Ну, может, и не венчаться пока еще... – пожала плечами тетя Лина. – Но в полдень Варьке письмо от Проказова принесут. Сама увидишь, если захочешь. Но можешь, конечно, голову под крыло спрятать – да так и сидеть, ждать, пока эта выскочка бесталанная госпожой Проказовой назовется.
Мелькнула было у Наденьки мыслишка: мол, ежели Варька выйдет за Сереженьку, он ей на сцене больше играть не позволит, снова в городе N будет одна непревзойденная любимица публики, она, Наденька Самсонова, – да тут же и развеялась. Наденька чуть не взвыла тоскливо. Чтоей публика та, чтоее восхищение?! Всякая девушка мечтает о счастливом замужестве, всякая девушка мечтает о браке с любимым... Какие роли, какая слава могут заменить обычное человеческое счастье, которое так нужно всякой женщине?! Полно притворяться, Наденька! Был бы у тебя хотя бы талант Семеновой или Асенковой, а то – ну чтоты такое? Бездарная актрисулька, которая только и умеет кривляться да юбки в водевильчиках задирать. Да помани тебя хоть кто-то замуж... Хоть кто-нибудь... Даже не Сережа Проказов, даже его никчемный кузен Свейский... Ох, как повезло, как несказанно повезло Варьке!
Ну уж нет. Допустить этого никак нельзя! Не должна Варька за Сережу выйти!
– Вот была бы я молодая, – сказала тетя Лина, глубокомысленно глядя на дно опустевшей чашки, – я бы непременно этим письмом завладела. Мало того – вместо Варьки на свиданье поехала бы. Да где тебе... Не осмелишься!
Наденька молча смотрела на нее мрачными, потемневшими глазами...
* * *– Смотри же, письмо непременно к ней должно попасть. Не к той, а к другой! Не перепутай! Опиши мне ту и другую, чтобы я знал, что ты все понял и ничего не спутаешь!
– Да понял я, Сергей Николаевич, понял, ты меня за болвана считаешь, что ли? Не люблю я, когда со мной так!
– Ты что-то забаловал. Смотри, Савка... не то...
– Да ты, Сереженька, барин мой, никак угрожать мне вздумал?
– Не угрожаю, но остерегаю. Потому что береженого бог бережет.
– Не трудись, барин. Я сам себя берегу. Сам себе бог, сам себе хозяин, сам себе угроза.
– Сам себе хозяин? Савка, да ты что ж, забыл, чьи вы с маменькой твоей люди были? И остались... Вольную тебе никто не давал. Ты по-прежнему крепостной человек господ Проказовых, еще к тому же каторжный в бегах, и коли я захочу...
– Так ты все ж грозишь мне, да, барин? Так вот, знай: Савка Резь со страху ничего не делает. Только денег ради либо куражу для.
