Майя Родейл - Сладкое поражение
Анджела была смелой, гораздо смелее, чем обычно. Близкая свобода, должно быть, опьянила ее. Как еще можно объяснить, что она предложила ему себя всю? В другое время и в другом месте она могла бы почувствовать себя униженной, отдаваясь таким образом.
Но теперь, когда Филипп нежно целовал ее в шею, ее переполняло горячее чувство, совершенно не похожее, на смущение. Это могло бы продолжаться вечно, если бы он перестал быть таким чертовски рассудительным. Она понимала, что в его словах есть здравый смысл: у них действительно нет ни крыши над головой, ни средств к существованию, ни друзей, ни связей. Но почему именно в этот момент Филипп Кенсингтон вдруг решил проявить логику и здравый смысл? Ведь они просто могли быть вместе. Разве этого было бы недостаточно?
Она обняла его и крепко прижалась к нему. Его грудь была теплой и сильной, как и его руки, сжимавшие ее в объятиях, как и его ладони, лежавшие на ее талии. Она чувствовала его возбуждение, и желание, удивившее даже ее саму, охватило ее.
Он сделал шаг назад, увлекая ее за собой. Затем еще один и еще, пока они не оказались возле кровати.
«Слава Богу», — подумала она, пытаясь удержаться на подкосившихся ногах.
— Всего один поцелуй, — напомнила она скорее себе, чем ему.
У Филиппа слегка дрожали руки, когда он снимал с нее платье. Вскоре грубая ткань скользнула на пол, за платьем последовала рубашка, и вот она уже стояла перед ним совершенно обнаженная. Наверное, она должна была смутиться, но Филипп смотрел на нее так жадно, с таким вожделением и столь нетерпеливо…
— Я знаю, всего один поцелуй. И вновь эта улыбка. Ей будет ее не хватать. Но сможет ли эта дьявольская улыбка компенсировать все остальное, ведь им многого будет не хватать?
Он усадил ее на постель. Снял один чулок, потом второй. Ее ступни касались холодного пола, но голова Анджелы парила в теплом раю. Потому что Филипп превратил этот один поцелуй во что-то невообразимое. Его губы скользнули по ее губам, затем по ее шее и ниже — по груди. Он обхватил ее груди своими руками и — о Боже! — коснулся их губами. Он держал их мягко, слегка надавливая, достаточно, чтобы доставить ей удовольствие и снять груз, который она всегда носила с собой. Он обхватил губами сосок, и Анджела, застонав, выгнула спину. Затем он обхватил губами второй сосок, потом опять первый. И этого было почти достаточно.
Он обхватил руками ее лодыжки, неторопливо провел пальцами по ногам, лаская их. Его руки казались слегка шершавыми, но это лишь добавляло удовольствия.
Его губы оставили ее грудь и двинулись ниже, затем еще ниже… по животу, остановившись у пупка, и еще ниже. Его намерения каким-то образом отмечались в ее затуманенном мозгу. Но ведь он же не может сделать то, о чем она вдруг подумала.
Всего один поцелуй. Правда, он не сказал, что это будет за поцелуй. Теперь она поняла. Анджела не удержалась и нервно хихикнула, испытав легкий шок, когда его губы коснулись ее самого секретного места. Того места, которое болезненно ныло по ночам, не давая ей спать и заставляя испытывать желание, которое она не знала, как удовлетворить. Легкий смешок превратился во вздох, затем в стон.
Его язык описывал круги неторопливо, словно он мог и собирался делать это вечно. И Анджела, закрыв глаза, позволила себе полностью погрузиться в происходящее. Это всепоглощающее чувство вдруг разложилось на множество новых ощущений: она чувствовала мягкость волос Филиппа внутренней поверхностью своих бедер, и одновременно его короткая щетина там же слегка покалывала кожу. Анджела ощущала его твердую хватку на своих бедрах, теплоту его губ, мягкие и в то же время уверенные и решительные движения его языка, требующие оставить все мысли и покориться.
Язык Филиппа стал двигаться быстрее, даря ей совсем новые ощущения, которые она чувствовала всем своим телом. Горячие волны бежали по ее коже, и, несмотря на то, что она лежала совершенно нагая, ей совсем не было холодно. Она слегка извивалась, поджимала пальцы на ногах и выгибала спину, но руки Филиппа удерживали ее, да она и не стремилась вырваться. Но внутри ее росло нечто, что она не могла контролировать, что требовало выхода.
Филипп, слава Богу, не останавливался. Его губы продолжали это мучительное удовольствие, а потом его палец скользнул внутрь. И это тоже было для нее абсолютно новое ощущение. Последние остатки здравого смысла шептали ей: «Я не нарушила обет». Возможно, она все-таки слишком мало знает.
Одной рукой Анджела сжала простыню, пальцы другой руки запустила в волосы Филиппа. Она почти достигла того состояния «маленькой смерти», производящей поразительный эффект, который заставлял ее чувствовать себя более живой, чем когда-либо.
Ее вздохи и стоны эхом откатывались от каменных стен комнаты. Теперь ее полностью охватило это горячее, пульсирующее чувство. Она с силой прижимала его руку. Ей казалось, что она вот-вот взорвется. Он коснулся губами ее бутона, и это подтолкнуло ее к краю. Анджела громко вскрикнула. Какое-то мгновение она была ни жива, ни мертва, купаясь в волшебном океане совершенного удовольствия. Она кричала, потому что ее тело, наконец «раскрылось» и получило то, чего так жаждало и требовало. И она кричала, потому что в этот момент все было правильным, безупречным и совершенным.
Потом силы окончательно покинули ее, и она могла только лежать и наслаждаться. Филипп лег рядом и, запустив пальцы в ее волосы, продолжал обнимать и целовать ее.
Отвечая на его поцелуи, Анджела могла лишь шептать и пытаться улыбаться. Она прижалась к нему и почувствовала, насколько возбуждено его мужское естество. Он застонал от прикосновения, но не попытался сделать что-то сам или заставить сделать ее. И она подумала, не испытывает ли он того же мучительного удовольствия от желания и невозможности его удовлетворить.
Он медленно двинул свои бедра по ее бедрам, но она положила руку на его бедро, чтобы остановить это движение.
— Прости, я не понял, — прошептал он.
— Я хочу видеть тебя, — сказала она, потому что ее небольшой опыт общения с мужчиной так и не дал ей возможности увидеть эту часть мужского тела. Она положила руку на его твердую плоть, их разделяла только ткань. — Я хочу прикоснуться к тебе, — шепотом призналась она.
— Желание дамы — закон, — ответил он, его голос был низким и хриплым. Она начала расстегивать его бриджи, затем сдвинула их. Его фаллос был длинным и мощным. Кожа была плотной, но шелковистой на ощупь.
Она провела пальцем по всей дайне. Она взяла его в руку, и он издал тихий стон.
Филипп обхватил ее руку своей рукой, направляя ее вверх и вниз по длине ствола. Движение было простым и повторяющимся, но от него Филипп переменился. Он закрыл глаза и тяжело задышал, уткнувшись лицом в ее шею.
