Лаура Гурк - Мечтая о тебе
– Если мы хотим каждое утро встречать чаем, то приносить сливки должен я, поскольку я прихожу позже. – Взяв крошечный молочник, он добавил: – Это еще лучше тем, что я возьму столько сливок, сколько нужно. Вы никогда не берете достаточного количества сливок.
– Сливки дорогие. Вам надо быть поскромнее.
– Мара, я полагаю, что каждый сам выбирает ту роскошь, в которой хочет жить. Я люблю булочки со сливками, а вы – сиреневое масло. Это также дорого.
Щеки Мары зарделись румянцем.
– Как вы узнали? – спросила она.
Натаниэль любовался ее румянцем. Он придавал лицу Мары волшебные краски. В эти минуты она выглядела такой беззащитной и мягкой. Она была самой собой, скрывая в остальное время свою очаровательную мягкость под маской деловой женщины.
– Просто я знаю, как пахнет сирень, – ответил Натаниэль. – Также я знаю, что вы не пользуетесь духами. Вы сами сказали мне об этом.
Осознание того, что этот человек знает о ней такие интимные вещи, расстроило Мару. Натаниэль же окунулся в свои мысли, но не стал высказывать их ей, зная, что это шокирует ее. Он думал в тот момент о том, как она усаживается в ванну, высовывая наружу ногу, чтобы намылить ее. Ему казалось, что еще немного, и он сойдет с ума.
– О таких вещах не говорят, – сказала Мара, смущаясь.
Уже ближе к вечеру она поднялась наверх и увидела, что Натаниэль с карандашом в руках размышляет над замысловатой схемой, начерченной на большом листе бумаги.
Услышав шаги, Чейз поднял голову, но, лишь мельком взглянув на Мару, вновь склонился над схемой. Подойдя поближе, Мара наклонилась над столом и принялась разглядывать ее.
– Что вы делаете? – спросила она, пытаясь прочитать каракули на полях схемы.
– Пытаюсь улучшить наш паровоз, – ответил он, делая очередную пометку. – Конечно, дети этого не замечают, но мне не нравится, что он оставляет лужи на полу. Пытаюсь исправить это.
Мара рассмеялась. Натаниэль удивленно оторвался от схемы и посмотрел на нее поверх золотой оправы очков. Звук ее смеха был очарователен, но почему она засмеялась?
– Над чем вы смеетесь?
– Над вами, – призналась она, широко улыбаясь и усаживаясь в кресло напротив Чейза. В ее глазах стояло изумление.
– Вы всегда опаздываете, в вашем кабинете бардак, всегда теряете очки и при этом беспокоитесь о том, что под паровозом на полу остаются капельки.
Сейчас Мара дразнила его, и ему это нравилось.
– Может быть, я и неорганизован. Но к своей работе, как вы знаете, отношусь со всей тщательностью, – внешне строго сообщил он. – Я не хочу продавать игрушки, из-под которых течет вода.
– У вас такая страсть к игрушечным поездам? – спросила Мара, наблюдая, как он пишет на полях очередное примечание. – Неужели только потому, что вы выросли в семье производителя игрушек?
– Отчасти да, но я думаю, что это простое упорство, – начал свою мысль Натаниэль, и Маре показалось, что подробности он рассказывать не хочет. Однако спустя мгновение Натаниэль отложил карандаш и продолжил: – В детстве отец не позволял мне принимать участие ни в одном проекте компании «Чейз тойз». Бразды правления планировалось передать моему старшему брату. Меня же отец никогда не учил, поскольку не считал это нужным. Он не хотел доверять мне никакой более-менее ответственной работы в компании.
– Почему не хотел?
Сняв очки, Натаниэль положил их на стол и откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя в потолок.
– Когда я родился, мама во время родов умерла. Меня не оставляло чувство, что отец винил в этом меня, хотя сам и словом об этом не обмолвился. Да и я часто его разочаровывал. В детстве я часто болел, страдал астмой, так что не мог играть со всеми в спортивные игры. – Он задумчиво покатал карандаш между ладонями. – Также я заикался, и у отца никогда не хватало терпения выслушать меня. Учился я тоже плохо, поскольку у моих наставников терпения было не больше. Я так стыдился своего заикания, что до десяти лет плохо читал. Короче говоря, отец считал меня идиотом.
Хотя это признание Натаниэль сделал легко, далее с улыбкой, от Мары не укрылась боль, которую должна была скрыть эта самая улыбка.
– Дети дразнили вас? – спросила она.
– Да, – со вздохом ответил Чейз, пожал плечами и отложил карандаш.
– Астма и некоторые другие болезни быстро не проходят. На борьбу с заиканием ушли годы, и все равно в самые неудачные моменты оно ко мне возвращается.
– Это когда вы выступали? – уточнила Мара. Чейз кивнул.
– А что касается поездов, я точно не помню, как эта страсть появилась. Я помню, что однажды разобрал один из подаренных мне поездов, чтобы посмотреть, как он работает. Мне было около пяти лет. – На лице Натаниэля появилась улыбка сожаления. – Моя нянька все рассказала отцу, и он рассердился. Отец думал, что я сломал поезд. Я пытался все объяснить, но он, не дослушав, потребовал, чтобы я больше никогда такого не делал. – После короткого молчания Чейз продолжил: – Но остановиться я уже не мог. Мне было интересно, как что работает. Я разбирал каждую игрушку, которую получал в подарок. Я изучал их и складывал в отдельном месте. Иногда я даже находил, как улучшить их. Но все приходилось держать в тайне. Иначе неприятностей было бы не избежать. Я надеялся, что когда-нибудь представлю отцу свои идеи, чтобы доказать, что я не идиот.
Мара ничего не отвечала. Она смотрела в его задумчивые глаза и понимала, как это трудно для человека с таким творческим потенциалом и стремлением изобретать постоянно скрывать свой ум, словно в этом было что-то постыдное.
– Что стало вашим первым изобретением?
Натаниэль со смехом ответил:
– Естественно, крошечный двигатель для паровоза. Я переделал один из поездов, которые мне дарили, так, чтобы он двигался на пару. Тогда мне было двенадцать лет. Игрушки на пару только начали появляться, и компания «Чейз тойз» еще их не производила. Как я вспоминаю, мой дед навестил нас под Рождество. Он застал меня за изготовлением игрушки. – Натаниэль перестал смеяться, но улыбка на его лице осталась. Он продолжил: – Тогда дедушка спросил, что я делаю, и у меня не было никакой возможности скрыть от него правду. Я знал, что он все расскажет отцу и у меня будут неприятности, так что взял с него слово не раскрывать никому эту тайну.
Мара, склонив голову, пытливо посмотрела в лицо Натаниэля:
– Дедушка сыграл в вашей судьбе важную роль?
– Он стал первым человеком, который выслушал меня, не нервничая и не пытаясь поскорее заканчивать за меня фразы. После того Рождества я проводил каждое лето в его доме на острове Уайт. Так было до самой смерти дедушки. Мне тогда исполнилось восемнадцать лет. Мы вместе придумали много идей, как делать игрушки. Дед научил меня ловить рыбу. Мы гуляли вокруг острова и много разговаривали. Он заботился обо мне, дал мне шанс, когда все от меня отвернулись. Когда дедушка умер, я потерял самого близкого человека.
