Элизабет Фэрчайлд - Герой мисс Дорнтон
— Я бы предпочла остаться здесь, если ты не возражаешь, дядя. Мне не нравится толпа. — Она бросила взгляд в сторону Дейда.
Его сердце на мгновение замерло. В ее взгляде ему почудилось желание остаться с ним наедине.
— Пошли, пошли, — начал уговаривать ее Уоллис.
Сэр Гарольд покачал головой:
— Я не могу оставить тебя одну, милая.
— Я тоже собирался посидеть в ложе, — сказал лорд Дейд спокойно, хотя его кровь кипела от желания побыстрее выставить всех из ложи, чтобы остаться наедине со своей Жемчужиной.
Лорд Дорнтон согласился оставить племянницу на попечении виконта Дейда.
Единственный, кто побеспокоил их за это время, была девушка, торгующая конфетами и фруктами.
Они чистили апельсины и болтали. Казалось, напряжение между ними почти исчезло, однако руки Маргарет дрожали, когда она снимала перчатки, чтобы не запачкать их соком.
Испытывая вину оттого, что ему оказали доверие приглядывать за той единственной женщиной, ради которой он мог пренебречь этим доверием, Дейд смотрел на толпу внизу. Небольшую ложу наполнил сильный запах цитрусовых. Реакция людей на разворачивающееся перед их глазами зрелище всегда интересовала Дейда. Этим, в частности, объяснялось и то, почему он так внимательно следил за реакций Маргарет на лошадей, клоунов и канатоходцев. Он бы смотрел на нее так, даже не будучи влюбленным. Смена чувств неиспорченной, чистой девушки была не менее захватывающей, чем представление профессиональных артистов.
— Я слышала, что вы больше не ходите на публичные казни в Ньюгейт. — Ее голос донесся до него словно издалека в то самое мгновение, когда среди зрителей он увидел Крейтона и его дружков. Крейтон развлекал их каким-то рассказом, оживленно жестикулируя и поминутно заливаясь хохотом. Взгляд Дейда скользнул по этой группе и прошел бы мимо, если бы какое-то движение не привлекло его внимания.
— Да, — медленно ответил он на вопрос Маргарет.
Джентльмены, среди которых стоял Крейтон Соамс, начали оборачиваться на их ложу. У Дейда похолодело в груди, когда все головы повернулись к ним. Они смеялись, эти юнцы, видевшие войну разве что на сцене, особенно тот, которого Крейтон назвал Артуром Пендлеем. Его вставные зубы ярко блестели в свете ламп.
Дейд знал только одну историю, которая могла развеселить Крейтона и его друзей. Пьяный Крейтон развлекал приятелей сочными сплетнями, имевшими отношение или к нему, или к той прелестной молоденькой девушке, что сидела рядом с ним и чистила апельсин. Ивлин откинулся назад, догадываясь, что развеселившие Крейтона и его компанию сплетни они с Маргарет вряд ли сочтут и вполовину столь увлекательными.
— Милорд? Что-то случилось? У вас очень странный взгляд. — Проницательные серые глаза мисс Дорнтон остановились на его лице.
Не желая напрасно тревожить ее, он продолжил прерванный разговор.
— Что касается Ньюгейта, ваш информатор был прав. Меня больше не приводит в трепет вид смерти. Я обнаружил… иное, что интересует меня так же сильно, как когда-то казни. — Он имел в виду свое восхищение ею, но никогда не стал бы говорить об этом. Дейд хотел, чтобы Маргарет досталась Уоллису, он был уверен, что в объятиях его молодого друга ей будет намного спокойнее.
Ее щеки порозовели, словно она прочитала его мысли и они смутили ее.
— Рада слышать, что вы больше не посещаете подобных мест. — Сделав вид, что выбирает дольку апельсина, Маргарет спросила со столь характерной для нее серьезностью: — А вы не скажете, почему вообще ходили в это обиталище смерти? — Она бросила на него быстрый взгляд и прикусила зубами дольку апельсина, словно для того, чтобы остановить себя от дальнейших расспросов.
Дейд вздохнул, все еще думая о Крейтоне.
— Вы задали вопрос, Жемчужина, на который, быть может, и не хотите по-настоящему знать ответ.
— Возможно. — Она проглотила апельсин, и Дейд обнаружил, что с восхищением следит за движением ее губ. — Как может человек что-то понять, если не будет задавать вопросы?
— Вы уверены, что поймете?
— Вы же сами понимаете себя, милорд. Неужели вам так неприятен мой интерес.
Дейд молчал, глядя на Маргарет и стараясь запомнить ее такой, какой она была в этот момент. Теперь, стоит ему только почувствовать запах апельсинов, он сразу вспомнит их разговор.
— Я не понимаю себя.
— И думаете, что никто другой не поймет? — Маргарет отправила в рот еще одну дольку апельсина, и на ее губе осталась капелька сока.
Дейд протянул ей свой носовой платок, и их пальцы соприкоснулись. При этой мимолетной встрече рук в ее глазах появилась такая нежность, что виконт подумал: из всех людей, кто мог бы задать ему этот вопрос, возможно, она единственная действительно прислушается к его словам.
Она отвернулась, вытирая губы.
— Причина, по которой я ходил на казни, Жемчужина… — начал Ивлин Дейд, и Маргарет резко подняла голову, платок замер в ее руке, — это то, что в смерти я видел окончание жизни, яркой и недолгой, словно пламя свечи. Я ходил, чтобы наблюдать за реакцией человека, когда задувают эту свечу.
— Что? — Забытый апельсин лежал у нее на коленях — бледное солнышко на его носовом платке, луноподобные дольки на квадратике с монограммой, что защищал ее золотистое платье.
— Стали бы вы прислушиваться к последнему шепоту жизни, сорвавшемуся с губ отчаявшегося человека, окруженного толпой бессердечных негодяев, давным-давно ожесточивших свои сердца и души против хрупкой красоты бытия?
Дейд отвел взгляд от опасного изгиба ее обрисованных платьем бедер и посмотрел ей в лицо. На нем застыла боль. Он был прав, когда предположил, что она не захочет слушать его объяснения.
— Но, сэр, вы же не хотите сказать, что действительно искали смысл жизни в подобных местах?
— Нет? Почему вы так думаете?
Маргарет смотрела на него своим глубоким, внимательным взглядом — мудрым взглядом серых глаз, которые поразили его воображение намного сильнее, чем могла это сделать любая казнь. Ее нежные губы, все еще орошенные апельсиновым соком, манили его с необыкновенной силой. Он хотел целовать эти губы после каждого произнесенного ею слова, ощущая вкус апельсина. По ее голосу он сразу определил, что она беспокоится о его душевном спокойствии так, как никто из его знакомых.
— Нежное дыхание жизни — вот что находится между рождением и смертью, — сказала она настойчиво, не сознавая, что походит на добрую старую монахиню. — Оно трепещет в каждом мгновении, что отсчитывают нам часы.
Его глаза не отрывались от апельсина у нее на коленях.
Маргарет продолжила, не замечая, куда он смотрит:
