Лариса Шкатула - Рабыня благородных кровей
Нескольких нукеров Аваджи послал на разведку в поисках ближайшего селения, чтобы найти место для ночлега. Причем он единственный послал людей в сторону леса, рассудив, что на его опушке может найтись изба-другая…
Он угадал. За одним из небольших холмов, не видное с дороги, его воины обнаружили небольшое селение.
Разведчики, хоронясь, понаблюдали за селом. Урусы сновали по нему туда-сюда, не подозревая о надвигающейся опасности. Из труб вился дымок, далеко окрест пахло свежим хлебом.
Теперь сотня могла разместиться в тепле и сухости, которых джигиты давно не видели, и как следует отдохнуть. Сообщили своему тысяцкому, где собираются ночевать, и поехали. Открыто, ничего не боясь. Да и кто мог им противостоять в каком-то заброшенном местечке с двумя-тремя десятками домов!
Селение встретило их тишиной. Дымов из труб, о которых говорили разведчики, больше не было видно. Не раздавалось ни звука.
— Испугались! — удовлетворенно хмыкнул один из десяцких. — Сидят в домах, дрожат, как мыши. Дрожите, дрожите, мы идем!
— Тимур! Мухаммед! Рашид! — распорядился Аваджи. — Идете со мной в этот дом. Остальные — по другим домам!
И он со своими нукерами — лучшими десяцкими — поднялся по широким ступеням в большой, как видно, господский дом.
Глава сороковая. И дома тревожно
— Любомир! — медленно проговорила Анастасия, с изумлением рассматривая стройную, гибкую фигуру брата. — Неужели это ты?
— Нет, это не я! — смеясь, ответил Любомир, счастливо улыбаясь: получилось так, как он и не мечтал. Первой его новый облик увидела именно любимая сестра, которая все-таки нашлась, несмотря на утверждения некоторых неверующих, будто она сгинула в плену. — Настасьюшка! Как я рад, что ты жива! А что это рядом с тобой за басурман такой?
Он осторожно обнял сестру, чтобы не потревожить спящую у неё на руках малышку, и ревниво отметил её нерусские черты. Иное дело, этот белоголовый зеленоглазый чертенок. Только глаза Настюшкины, а так — вылитый Всеволод! Он подхватил мальчика на руки.
— Как же звать-то тебя, племяш?
— Владимиром, — улыбнулась Анастасия.
— Володька возгордится, — кивнул Любомир. Их малоразговорчивый старший брат любил Анастасию ничуть не меньше других, хотя и никогда не говорил сестре об этом. — Это хорошо, что ты мальчонку так назвала.
Между тем ребенок сбросил с головы сделанную матерью чалму. Анастасия подняла её, отряхнула и хотела снова надеть.
— Ишь, неслух, даром, что ли, я для тебя покрывало порвала!
— Правильно, Володюшка, — погладил его по головке Любомир. — Не нужны нам шапки, какие нехристи носят! Тебе дядя русскую, соболью подарит.
Он украдкой глянул на сестру, по нраву ли ей придутся его слова? Анастасия нахмурилась. Неужто ей у поганых понравилось? Волей али неволей родила мунгальчонка?
А мысли его сестры, между тем, пребывали в смятении. Она уже давно считала себя и Аваджи чем-то единым, не сомневалась, что её родные так же полюбят её нового мужа, как любит она сама. Но первая же встреча с близким человеком — любимым братом! — показала, что она жестоко ошиблась. Что же ей делать?
Маленький Владимир не ощущал тревоги, которая возникла в отношениях взрослых. Любомир ему понравился, потому он потрогал пальчиком лицо юноши и вдруг сказал:
— Дядя!
Сдерживаемое много дней напряжение, радость и волнение от встречи с сестрой оказались для Любомира последней каплей в чаше его терпения. Он обнял племянника и заплакал. Глядя на него, заплакала и Анастасия. Правда, юноша вскоре своих слез устыдился. Тем более, что малыш упрямо вытирал их своей ладошкой и, вздохнув почти как взрослый, повторил:
— Дядя!
— Не бойся, маленький, это я от радости. Княжич!
Он гордо поднял Владимира на вытянутых руках.
Анастасия побледнела.
— Не смей никогда этого говорить!
Любомир недоуменно глянул на нее.
— Неужели ты думаешь, что такое можно скрыть от других? В нашем-то маленьком городе!
— Но почему это должно интересовать ещё кого-то? Всеволод ведь женился?
Она спрашивала с надеждой, но Любомир не понял, чем вызван её интерес, и стал подбирать слова, чтобы ответить ей как-то помягче, не так больно ударить неприятной, как он считал, новостью.
— Женился. Его отец заставил. Все уверяли, что ты сгинула, а ему надо наследника иметь. Он бы и не согласился, но к гадалке поехал, а та ему показала что-то, после чего Всеволод к отцу послал сказать, чтоб везли невесту…
— И детишки есть?
— Пока нету. Не получается вроде.
Анастасии стало страшно. Как ни крути, а Владимир у князя первенец. Родит ему жена, не родит, а тут вот он, готовый ребенок… "Может, он ко мне охладел, так не захочет и о ребенке слышать?" — с робкой надеждой подумала она.
— Как маменька? Отец? Братья? — Анастасия решила пока не думать о Всеволоде, чего заранее судить да рядить…
— Слава богу, все здоровы. Я так думаю, — поправился Любомир. Случись что, за мной бы послали, а так… Здесь я уже два месяца.
— Это из-за… — Анастасия запнулась.
— Из-за горба! — весело закончил брат. — Теперь я уже не боюсь этого слова, тем более, что у меня его и нет. Спасибо Прозоре!
— Как же ей это удалось? Разве можно такое вылечить?
— Значит, можно. Или ты горб ещё видишь?
— Значит, Прозора… Разве она больше не живет в своей лесной избушке?
— Зачем же, раз в Холмах у неё такой дом?
Любомир обернулся на дом, на крыльце которого стоял.
— Она его купила?
— Что ты! Это им с мужем Всеволод подарил.
— Видать, за большие заслуги.
— Ты не помнишь конюшего князя Всеволода, который прежде был и его воспитателем?
— Дядьку Лозу? Конечно, помню. На старости лет, значит, он жениться решил?
— А он все это время и был женат. Прозора его первая и нынешняя жена. Только она после пожара пропала, вот и думали, что она в огне сгорела.
— Она и сгорела! — упрямо возразила Анастасия. — Мне эту историю дворовые рассказывали. Сгорела вместе с избой и малолетними детьми.
— А получилось, не сгорела!
Опять они стали спорить, как когда-то в детстве. Никто не хотел уступать. Любомир стал подниматься с племянником на руках по ступеням, кивнув сестре, чтобы следовала за ним, а она все стояла и настаивала на своем.
— Как такое могло случиться? Нет таких людей, чтобы в огне не горели! А что если Прозора вовсе не жена Лозы, а просто ему глаза отвела?
— Опять вы на лестнице топчитесь? — раздался сверху веселый женский голос. — Али меня боитесь?
Всего мгновение назад на крыльце никого не было, и вот точно из воздуха возникла перед ними Прозора. Поневоле поверишь в колдовские чары. Так подумал Любомир, а Анастасия смутилась и покраснела: неужели знахарка слышала, о чем она говорила?
Но Прозора лишь протянула руки и стала отвязывать спящую Ойле так осторожно, что ребенок не проснулся.
— Красавицей будет, — ласково проговорила знахарка, нежно прижимая малышку к себе. — Тем привлекать станет, что красота её для русского глазу непривычная, редкая. Отец её, должно быть, очень красив?
— Он не только её отец, — строго заметила Анастасия, не желая, чтобы её хоть как-то отделяли от Аваджи. — Он ещё и мой муж!
Любомир тихо ахнул и невольно крепко прижал к себе племянника. Владимир заворочался и попытался вырваться.
— Муж? — не мог поверить он. — Но ведь ты пошла за него не по доброй воле? Не волнуйся, наша церковь не признает твоего брака с иноверцем.
Анастасия снисходительно глянула на брата, как будто он был младше её не на полтора года, а по меньшей мере лет на двадцать. Да она, наверное, и имела право на него так смотреть. Сколько страданий ей пришлось перенести, сколько унижений, но она выдержала, не сломалась, да ещё и оказалась способной по-настоящему полюбить. Только теперь Анастасия стала осознавать, как сильно она любит Аваджи — ради него она согласна пройти через любые унижения!
— А ведь они опять напали на Русь, — ни к кому не обращаясь, как бы сама себе сказала вслух Прозора, но при том испытывающе посмотрела на стоящую перед нею молодую женщину. — Они — наши враги.
Анастасия их с Любомиром настороженное молчание восприняла по-своему: они её осудили, даже не попытавшись выслушать! Ее детей… нет, детей её и Аваджи они, небось, уже готовы у неё отобрать! Сына отдать бездетной мачехе. Олюшку убрать с глаз долой, как дочь иноверца… И это близкие люди! Что же скажут чужие? Наверное, Анастасия рано обрадовалась возвращению домой. Здесь она никому не нужна. Ее мысли, чувства никого не волнуют. Разве на земле живут только русские и иноверцы? А среди последних не может быть просто хороших людей?
Она подошла к Прозоре и забрала из её рук Ойле. Не спеша опять привязала к себе дочурку.
Знахарка так была ошеломлена её суровым видом, зло поджатыми губами, что без сопротивления отдала ребенка.
