А если это любовь?!..(СИ) - Alexandrine Younger
— Ленивая задница твоя мелкая!
— Иди на кухню, сам поздороваюсь, — назидательно сказал Космос, — и вообще не подглядывай! Я исповедоваться пошёл. В отличие от нас человек потом реально грызть науку собирался… Надеюсь!
— Вы там без уголовки, понял? — Пчёлкину хорошо известно, что Космос доверял его сестре едва ли не больше, чем ему. А Лиза была близка с Косом куда больше, чем с Сашкой или Валерой. — Фил рассказывал, как на озере грелись, а я ему, как себе…
— Пчёла, иди в пень!
— Сядешь за совращение малолетней, студень!
— Дебил! — обречённость скользила в голосе Холмогорова, которому и так сегодня пришлось несладко. — Пчёл, ты такой дебил! Неизлечимый, блять. Баб своих азбуке учить будешь! От Лизки отвали, я с ней сам…
— А ты, Космосила, на моей территории, — Пчёлкин напомнил, что является хозяином квадратных метров. По крайней мере, до шести часов вечера, — подчиняйся…
— Обломись, жучара!
Космос тихо вошёл в дальнюю комнату, стараясь не привлекать внимания спящей или… Нет, кто-то не спал! Кос не слышал мерного дыхания, характерного для сна, и потому присел на кровать, пощекотав девушку за пятку. Лиза резко дернулась, подскочив на кровати, и, кряхтя за потревоженный сон, всё-таки открыла глаза, осознавая, что Космос рядом с ней.
— У меня что, глюки? — девушка захлопала в ладоши, радуясь другу, как найденной ценной пропаже, порывисто обнимая его за плечи. — Кос… Ты же готовишься и обещал приехать только тогда, когда поступишь? Дядя Юра ж тебя с дачи не пускал! Даже экзамены сдавать оттуда ездил!
— А ну их всех к чёрту! — Космос погладил Лизу по голове, и упал спиной на кровать, придерживая дорогую ношу за талию. — Кончил курс большой науки… Мне от физики воротит, как тебя от этой Машки Королёвой! Фу, фу, фу! Пронесло!
— Ты прикалываешься? Документы забрал? — Лиза требовательно посмотрела на парня, останавливая голубой взгляд на его зрачках, зная, что такой манипуляции он поддается. — Сравнил, блин! Безмозглую Королёву и поступление в МГУ!
— Ты же наверняка все прочуяла, пока мы с Пчёлой в коридоре базарили за жизнь…
— Мне надо услышать это прямо от тебя, без стен. Ты же всё так хорошо сдавал! Мозги набекрень поехали? Кос, это ж МГУ!
— Малая, мозги у меня поехали года два назад, когда ты за меня учиться стала. Поздняк метаться, дело сделано!
— Кос, но подал бы на другой факультет, все равно бы взяли! Что ты отнекиваешься, будто не понимаешь, что учиться всё равно надо?
— Не надо! Я на кухне перекантуюсь, там Пчёла как голодающее Поволжье. Ты уж встань, хозяйка! — Космос внезапно почувствовал, что он тоже голоден. Всё от волнения, окутавшего ещё утром, из-за которого кусок в горло не лез.
— Тогда пусти меня, — Лиза поднялась с кровати, отходя к шкафу. — Яичницу есть будешь с молоком, блюдо для мозговой деятельности полезно.
— Слишком много раз в этой комнате прозвучало слово «мозг», что аж бесит, — Космос, смеясь и поддразнивая подругу, нехотя встал на ноги. — Сдаюсь, маленькая, только не говори, что дурак! И про долбанный институт!
— Тебе и без меня найдется, кому это сказать… — учить Космоса жизни — все равно что наживать себе отмершие нервные клетки, а такая перспектива Лизу не радовала. — Всё, иди на кухню, и Пчёлу зови…
— Лиз, — Кос остановился в дверях, не спеша покидать девичьей комнатки, — знаешь, что сказать хочу?
— Не говори шарадами, — Лиза, как дочь следователя, любила загадки с детства, но Космос составлял для неё буквально главную тайну мироздания, — и так давно не виделись…
— А я скучал… — этих слов школьница ждала больше, чем объяснений Космоса по поводу поступления на физфак. Лизе тоскливо именно без него, хоть пой одиноким волчонком на Луну, думая, что с зачислением в университет друг совсем забудет про неё, всего лишь девятиклассницу в коричневом форменном платье, — правда, все приехать хотел… Но думал, что ты к тётке поедешь, куда приезжать-то мне?
— Поеду в августе, по холодку, — Лиза суховато кивнула, воровато озираясь в сторону коридора, не слишком рассчитывая, что брат не подслушивает. — Взаимно, Кос! Ты мог бы сбежать с дачи, позвонить нам, мы бы с Пчёлкиным были бы тебе рады…
— Да он курить пошёл, твой братец, — Космос краем уха услышал, как тихо скрипнула балконная дверь. — Мальборо свои, кишиневские, а сам пиздит всем, что они у него польские…
— Можно подумать, что ты их не куришь.
— Не-а, такое не курю, но знаю, где настоящие достать!
— Только не говори, что в отцовском серванте! — парень все ещё стоял в дверях комнаты, не спеша уйти на кухню. — Ты есть хотел, а я тебя оставить на голодную смерть не могу.
— Жалко? Как в «зайку бросила хозяйка»?
— Нет, боюсь, что у тебя несварение будет, а тебе рано жаловаться на здоровье…
— Тогда я пойду, сковородку нагрею… — Космос растянул пухлые губы в улыбке, и, решив не смущать подругу, оставил её одну, выбирать платье.
Через пятнадцать минут Космос довольно уплетал бутерброды и омлет, в темпе вальса усмиряя чувство зверского голода. С домашней едой в их богатом доме напряженка: новая жена отца готовила из вон рук плохо, а старшего Холмогорова все устраивало. Но от щей со щавелем Космоса мутило, как от горькой редьки, и поэтому рано или поздно приходилось вспоминать, что он не безрукий и не безногий, и утолить свои потребности в еде сможет самостоятельно. Или не без помощи Лизы, которая никогда не бросала друга в беде.
— Пчеле больно жирно, все готовят для него, а я дома, как карандаш сломанный, — Космос говорил, не прожевав до конца, — а он буржуй, блинский…
— Ты разжуй сначала, — Лиза тихонько помешивала чай с лимоном, налитый в граненый стакан, как в школьной столовой. Почему-то, но в такой стеклотаре её любимый напиток куда вкуснее, — а то так и не поймешь, что сейчас съел, скажешь ещё, что я тебя кормлю плохо.
— Всё ништяк! — Холмогоров показал большой палец вверх, как знак высочайшего одобрения. — Кстати, а жук там не отложил ещё яйцо? Или кур своих с балкона метит?
— Уснул, наверное, под солнышком и с сигареткой…
— У меня круче идея есть! — Космос скрылся в ванной, где стояло ведро, и подозвал девушку к себе. — Давай в чувства приведем, а то замрет сейчас в позе Вольтера, который в кресле!
— Хорошо в прошлый раз книжки мои из Эрмитажа полистал?
— А делать мне нефиг, месть
