Трейси Шевалье - Дева в голубом
Месье Марсель сплетал пальцы и, раскрыв книгу, прижимал ее к заметно выпирающему брюшку. Читая текст, он раскачивался из стороны в сторону, словно пьяный, хотя Изабель знала, что это не так, ибо месье Марсель запрещал пить вино. Глаза у него бегали, слова соскакивали с языка, но непонятно было, как они туда попадали из Библии.
Утвердив в старой церкви свет истины, месье Марсель получил из Лиона собственный экземпляр Библии, и отец Изабель соорудил для него специальную деревянную подставку. С тех пор Библию Турнье больше не видели, хотя Этьен по-прежнему хвастался ею.
— Откуда приходят слова? — спросила его как-то Изабель по окончании службы, не обращая внимания, что все на них смотрят, даже мать Этьена, Анна. — Как месье Марсель берет их из Библии?
Этьен наклонился, поднял камень, перебросил его из руки в руку и отшвырнул в сторону; камень покатился и исчез в траве.
— Они вылетают оттуда, — решительно заявил Этьен. — Он открывает рот, и черные значки со страницы летят ему в рот, да так быстро, что заметить не успеваешь. А потом он выплевывает их обратно.
— А ты читать умеешь?
— Нет, но умею писать.
— И что же ты пишешь?
— Свое имя. Могу написать и твое, — доверительно добавил Этьен.
— Покажи, как это делается. Научи меня.
Этьен улыбнулся, слегка обнажив зубы. Он зажал в кулак подол ее платья и потянул на себя.
— Научу, но тебе придется заплатить, — негромко сказал он, и глаза его сошлись в узкую щелку.
Опять грех. В ушах звучит шелест каштановых листьев, ей страшно и больно, но одновременно она остро ощущает землю под собою и тяжесть его тела.
— Ладно, — сказала она наконец, отворачиваясь в сторону. — Но сначала покажи, как это делается.
Ему пришлось тайно собрать все необходимое: перо пустельги с заточенным концом; кусок пергаментной бумаги, оторванный от страницы Библии; высушенный гриб, который, если его смочить в воде на куске шифера, выделяет черную жидкость. Когда все было готово, Этьен повел Изабель в горы, подальше от деревни. Они остановились у плоского валуна, достававшего ей до пояса, и прислонились к нему.
Чудо: он нарисовал шесть черточек и получилось ЭТ.
Изабель впилась взглядом в бумагу.
— Я тоже хочу написать свое имя, — сказала она. Этьен протянул ей перо, стал позади и прижался к спине. Она почувствовала, как ниже пояса у него что-то затвердевает, и ее мгновенно пронзило острое желание. Он положил ладонь ей на руку, заставил обмакнуть перо в чернила, затем прикоснулся к бумаге и вывел шесть черточек — ЭТ. Изабель сравнила обе записи.
— Но ведь это то же самое, — удивленно сказала она. — А ведь твое имя не может быть и моим.
— Написала его ты, значит, оно твое. Разве ты не знала? Кто пишет, тому имя и принадлежит.
— Но… — Изабель замолчала с открытым ртом, выжидая, пока слова влетят ей в рот. Но когда она снова заговорила, вылетело не ее, а его имя.
— А теперь плати, — с улыбкой сказал Этьен. Он подтолкнул ее к валуну, стал сзади, задрал ей юбку и спустил брюки. Коленями раздвинул ей ноги и удерживал их рукой, чтобы войти внезапно, сильным толчком. Пока Этьен делал свое дело, Изабель стояла, прислонившись к валуну. Затем, коротко вскрикнув, он толкнул ее в плечи и перегнул пополам, так что лицо ее и грудь оказались плотно прижатыми к камню.
Когда он отпустил ее, она разогнулась и встала покачиваясь. Обрывок бумаги, прилипший к ее щеке, медленно опустился на землю.
— Ты написала свое имя на лице, — ухмыльнулся Этьен.
Раньше ей не приходилось бывать на ферме Турнье, хотя располагалась она недалеко от отцовской, чуть ниже по реке. Кроме владений герцога, который жил в конце долины, в полудне ходьбы от Флорака, это было самое крупное хозяйство в здешних краях. Говорили, дом был построен сто лет назад и со временем обновлялся: сначала появился свинарник, потом ток, соломенную крышу заменила черепичная. Жан и его кузина Анна поженились поздно, у них было только трое детей, люди они были осмотрительные, крепкие, держались обособленно. Гости к ним редко захаживали.
При всей их влиятельности в округе отец Изабель никогда не скрывал своего неприязненного отношения к Турнье.
— Они женятся на кузинах, — ворчал Анри дю Мулен. — Церкви дают деньги, а нищему желудя пожалеют. И целуются три раза, словно двух мало.
Ферма расположилась на склоне холма в виде буквы L, вход был с юга, у самого перекрестья длинной и короткой граней. Этьен открыл ей дверь. Родители и двое наемных работников были в поле, сестра Сюзанна возилась в дальнем конце огорода.
Внутри было тихо, до Изабель доносилось лишь приглушенное похрюкивание свиней. Свинарник Изабель понравился, да и амбар вдвое больше, чем у отца. Она стояла посреди гостиной, слегка опираясь о длинный деревянный стол кончиками пальцев, словно боялась упасть. Комната была чистенькой, ее только что прибрали, кружки висели на стене на равном расстоянии друг от друга. Кровать занимала всю стену и была так велика, что места хватило бы не только всем Турнье, но и ее семье — до тех пор, пока не начались убытки. Сестра умерла. Умерла мать. Братья в солдатах. Остались только они с отцом.
— La Rousse.
Она обернулась, увидела глаза Этьена, приближавшегося к ней своей обычной развязной походкой, и попятилась назад, пока не уперлась спиной в каменную стену. Он живо оказался рядом и положил ей ладони на бедра.
— Нет, только не здесь, — сказала она. — Не в доме твоих родителей, на их кровати. Если твоя мать…
Этьен убрал руки. Упоминание о матери отрезвило его.
— Ты говорил с ними?
Он не ответил. Его широкие плечи поникли, он двинулся в угол.
— Стало быть, не поговорил.
— Скоро мне исполнится двадцать пять, и тогда я волен делать все, что заблагорассудится. Тогда мне не нужно их разрешение.
«Конечно, они не хотят, чтобы мы поженились, — подумала Изабель. — Мы бедны, у нас ничего нет, а они богаты, у них есть Библия, лошадь, они умеют писать. Они женятся на кузинах, они дружат с месье Марселем. Жан Турнье — синдик герцога де Эгля, он собирает с нас налоги. Никогда они не согласятся, чтобы дочерью их стала девушка, которую они зовут la Rousse».
— Мы могли бы жить с моим отцом. Ему трудно приходится без сыновей. Он нуждается в…
— Ни за что!
— Стало быть, мы должны жить здесь.
— Да.
— Без их согласия.
Этьен переступил с ноги на ногу, прислонился к краю стола, скрестил на груди руки и пристально посмотрел на нее.
— Если ты им не нравишься, — вкрадчиво сказал он, — то сама в этом виновата.
Изабель застыла, кисти ее сжались в кулаки.
