Елена Арсеньева - «Веселая» смерть (Ревность по-русски)
Впрочем, пока Путилин колебался, судьба решила за него: Серега остановился и, тяжело дыша, уставился на Варвару, которая внезапно перестала стонать и содрогаться.
«Неужели умерла?!» – в ужасе подумал Путилин, кляня себя за медлительность.
– Померла никак? – пробормотал и Серега. – Да нет, живая, обеспамятела только.
– Ну так отлей водой, – возбужденно дыша и потирая руки, велел Ехменьев.
– Может, хватит с нее, а, барин? – робко попросил Серега. – Не ровен час, до смерти ухайдакаем. А я с ней, может, опять сошелся бы, сейчас гляжу – и жалко ее, дуру. Такой бабы поискать. Глядишь, она и вам еще сгодилась бы. А, барин? – искательно бормотал он.
– Ладно, довольно, – кивнул Ехменьев, меряя оценивающим взором жертву. – И впрямь – хорошая баба. Небось не хуже моей красавицы! А ведь поди ж ты, Серега, она меня словно присушила. Сам понимаю, что тварь она, тварь, которая со всяким кокетничает, словно пошлая гризетка, что раньше у нее любовников, может, море было, да и теперь так и норовит она обмануть меня… а все же томлюсь без нее. И люблю, и ненавижу. Один выход – избавиться от нее. Только с ней моя ревность сгинет, в одну могилу она с женой ляжет!
Путилин насторожился. Итак, преступник сам заявил о своем намерении… Он решился на убийство, но когда, когда? Что, если сейчас?!
Путилин уже понял, что за картина открылась ему сей ночью. Не один Ехменьев слышал о знаменитой «пытке Ивана Грозного»… кстати, очень может быть, приписываемой великому государю сонмищем клеветников от истории.
Впрочем, не о них и не об Иване Грозном сейчас речь.
На всякий случай Иван Дмитриевич решил побыть в ехменьевском саду еще немного. Впрочем, скоро ему стало понятно, что больше ничего ужасного нынче не произойдет. Серега отлил водой и уволок чуть живую Варвару, а Ехменьев, велев ему прийти завтра, рухнул на диван, стоявший тут же, в кабинете, и вскоре захрапел.
Уверившись, что опасности Евдокии Николаевне этой ночью не предвидится, Путилин, пребывая в задумчивости, ушел так же незримо и неслышно, как пришел. А наутро он послал одного из арендаторов своего приятеля-помещика к тому добросердечному крестьянину, который недавно приходил к нему с мольбой заступиться за госпожу Ехменьеву. Чтобы помочь ей, Путилину необходимо было ее полное доверие. А обеспечить оное он мог только при личной с нею встрече.
Прошло два дня, во время которых Путилин не находил себе места от тревоги. Страшная сцена «пытки Ивана Грозного», свидетелем которой от стал, не давала ему покоя. Все чудилось, что руки обезумевшего от беспочвенной, выдуманной ревности мужа-убийцы уже добрались до безвинной жертвы – жены.
Но вот его добровольный помощник появился в усадьбе, где жил Иван Дмитриевич, и принес новости. Евдокия Николаевна была так запугана подозрительностью мужа, что боялась теперь всего на свете, и даже доброта постороннего человека казалась ей опасной. С большим трудом, с помощью преданной горничной, все-таки удалось устроить с нею мимолетную встречу, и Путилин посмотрел в измученные, испуганные глаза, наполненные слезами и мольбой о помощи.
– Если бы вы только знали, что творит этот человек! – пожаловалась несчастная женщина.
– Знаю. Я был здесь два вечера назад и видел сам…
– О, я никогда не забуду этот вечер! Какие стоны, какие крики разносились по дому! Я молилась… Я ведь только и могу, что молиться! Я говорила Господу: «Ты всевидящ, Тебе открыты мучения людей, подвластных этому зверю. Ты всемогущ, Ты можешь избавить нас от него, избавить меня… Ты милосерд и понимаешь, как страшно мне брать на душу грех самоубийства. И если Ты не желаешь греха моего, прибери меня, Господи!»
– Подождите, – взволнованно перебил Путилин. – Брать грех на душу вам не придется. Я постараюсь спасти вас, но… Понимаете, если я велю сейчас арестовать Ехменьева, ему ничего, никакого обвинения предъявить нельзя будет, даже его издевательство над этой несчастной, как ее…
– Варварой, – подсказала Евдокия Николаевна.
– Даже его издевательства над несчастной Варварой могут быть сочтены обыкновенной барской забавой. Вот если бы он покушался на вашу жизнь…
– Ну так вам не придется долго ждать, – горько усмехнулась Евдокия Николаевна. – Не далее как нынче утром он кричал, что не может жить долее со змеей-ревностью в душе, что ему лучше убить меня, чем так из-за меня мучиться.
– Тяжело, – кивнул Путилин. – И это при том, что его подозрения совершенно беспочвенны…
Видимо, против воли в голосе его прозвучало некоторое сомнение. Евдокия Николаевна посмотрела ему прямо в глаза:
– Что вы хотели узнать, господин Путилин? Люблю ли я другого? Да, люблю. И по гроб жизни любить буду! Но если вы спросите, прелюбодействовала ли я с ним в мыслях или на деле, я именем Господа поклянусь, что верна мужу была и останусь верна до гроба… хоть и ненавижу его пуще врага рода человеческого.
Путилин кивнул – молча, с уважением. И проговорил:
– Я ни на миг не усомнился в вашей порядочности и верности супружескому долгу. Но теперь мне понадобится ваша хитрость. Я задумал план вашего спасения. Скажите, Евдокия Николаевна, есть ли у вас в спальне или около нее маленькая комнатка, что-то вроде кладовой или чуланчика?
– Да, есть маленькая гардеробная рядом со спальней, – кивнула Евдокия Николаевна.
– Вот и прекрасно.
– Но зачем вам это?
– Сейчас я все разъясню. А еще мне от вас знаете что нужно.?. Чтобы вы, как могли, раздражали своего буйного супруга, привели бы его в бешенство.
– Что? – изумленно воззрилась на него Евдокия Николаевна. – Да я ему слово поперек молвить боюсь, а вы – раздражать! Он убьет меня, убьет – вот и все.
– Не успеет, – твердо сказал Путилин. – Вернее, я ему не позволю. А теперь выслушайте, что я задумал.
Спустя несколько минут торопливой беседы Евдокия Николаевна поспешно вернулась в дом, взволнованно прижимая руки к груди, не столько успокоенная, сколько встревоженная, а Иван Дмитриевич поспешил к своему другу-помещику. Последовал еще один небольшой разговор, после чего из поместья выехали трое верховых мальчишек с записками: приятель Путилина звал окрестных соседей на вечернюю партию в вист. Одним из приглашенных был и Ехменьев. Собственно, лишь ради него эта партия и затевалась!
Когда гости собрались и некоторое время отыграли, они разошлись, чтобы размять ноги, Путилин подошел к помещику-ревнивцу и вкрадчиво спросил:
– Скажите, сударь, у вас в имении никакой беды не стряслось?
– Беды? – сощурился тот. – Какой еще беды? Над кем?