Анн Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа
Прижимая бутылку к сердцу, Магистр взглянул на принесенную рукопись. «Надо же, какая-то бабенка написала», — открытие вызвало у нищего смех.
Он надежно спрятал бутылку под полой рваного плаща. Анжелика поздравила себя с тем, что возвращаться им недалеко, потому что холод явно усиливался. Но на обратном пути Магистр совсем по-стариковски засеменил. На него нашел стих, и он пустился в откровения.
— Вся моя жизнь, — объяснял он, — сломалась из-за того, что меня приняли за искателя сокровищ. А дело это крайне опасное и к тому же преследуется законом. Но отнюдь не я указал им место захоронения. Я только сказал, кто покоится в этой могиле. Ведь я всегда был знатоком истории, потому-то меня и наняли.
Он остановился посреди пустынной улицы, внимательно осматривая землю.
— Ну-ка, приклонись! — потребовал старик.
Он заставил Анжелику согнуться, обводя напыщенным жестом грязную улицу, посередине которой тускло сверкали небольшие лужи.
— Там была отверстая могила, — выкрикивал он. — О, я узнал скелет моего короля… его оружие, его копье, его шпагу, голову его любимой лошади, бронзовое ожерелье и… стой спокойно… хрустальный шар, с помощью которого божественный государь исцелял немощных и предвидел будущее. И… и там, слушай меня внимательно, там было также триста золотых пчел… Триста![6] Ровным счетом.
Он на секунду замолчал, а потом мечтательным голосом продолжил удивительные воспоминания:
— Землекоп украл двух золотых пчел…
Прежде чем продолжить путь, Магистр заставил Анжелику прижаться к стене дома, как будто бы она должна была обогнуть открытую могилу, чтобы не свалиться в нее. На этот раз женщина решила, что у ее провожатого действительно не все в порядке с головой.
— А после того как я понял, что меня ждет, — продолжил старик, когда они прошли несколько шагов, — я сбежал. В том месте в Арденнах, там растут огромные, мощные деревья с раскидистой кроной. А я укрылся на самой верхушке такого дерева, где даже птицы не вьют гнезд. Они напрасно искали меня, и собаки не помогли им… Они выкололи глаза всем землекопам…
— Чтобы узнать, кто украл пчел?
— Нет! Чтобы никто не смог найти дорогу к могиле.
Они уже подошли к Нельской башне, и Анжелика испытала облегчение, услышав приветствия часовых из своей банды.
— Ну, что ты думаешь о моей истории? — требовательно спросил Магистр.
— Я считаю, что это довольно страшная история, — ответила Маркиза Ангелов, хотя она и предпочла бы промолчать.
Но вдруг ей захотелось разговаривать.
— Все истории о жизни достаточно страшные, — сказал он.
Николя метался по залу, как хищник в клетке.
— Куда ты ее потащил?
— Мы были в двух шагах! Но я поводил ее по улицам, чтобы посмотреть, не собирается ли она удрать… Нет, она не воспользовалась предоставленной возможностью. Можешь быть спокоен, Весельчак. Она не сбежит. А если ты боялся, что она стала немой, ха! Что ж! Не волнуйся!.. Она умеет задавать вопросы, когда ее в самом деле что-то интересует. Для женщины это хороший знак. И не забудь, я — ученый профессор, который всегда испытывает жажду.
— Ты заслужил большущую бутылку вина, — пообещал хозяин Нельской башни.
* * *Анжелика испытывала небывалое облегчение: она больше не боялась покидать стены башни.
Все последующие дни Маркиза Ангелов исследовала подземный Париж в обществе Легкой Ноги, Баркароля или Деревянного Зада; постепенно она ознакомилась с системой грязных подвалов и тайных убежищ, тщательно спланированной ее бывшим товарищем по детским играм.
— А ты хитрее, чем я думала, — как-то вечером сообщила она Николя. — У тебя в голове есть несколько неплохих идей.
И она коснулась рукой его лба.
Подобный жест был столь необычен для Анжелики, что бандит был просто потрясен. Николя усадил Маркизу к себе на колени.
— Тебя это поражает?.. Ты не могла поверить в сообразительность такого увальня, как я? Но я никогда не был деревенским увальнем, я просто не желал им быть…
И он презрительно сплюнул на каменный пол.
Они сидели у очага в большом зале Нельской башни. Анжелика устроилась на жестких коленях Весельчака. В этом громиле не было ни унции лишнего жира. Мальчишка, некогда лазавший по деревьям с проворством белки, превратился в настоящего силача, мощного и мускулистого. Лишь широкие плечи выдавали бывшего крестьянина. Но Николя сумел отряхнуть деревенскую пыль со своих башмаков. Он стал настоящим городским хищником, гибким и стремительным.
Когда его руки смыкались на талии Анжелики, женщине казалось, что ее сжимает железный обруч, который никому не под силу разломать. В зависимости от настроения она то негодовала, то по-кошачьи терлась щекой о колючую щеку Николя. Ей нравилось наблюдать, как его глаза загораются восторгом, и тогда она лишний раз убеждалась в том, что ее власть над Николя безгранична. Весельчак никогда не появлялся перед ней в гриме. Видя знакомые черты Николя из Монтелу, Анжелика становилась мягче и не вспоминала об империи нового Николя, а когда тот нашептывал ей ласковые слова на языке их детства, те слова, что дарят пастушкам в душистых стогах сена, гнусное окружение отступало, становилось размытым, нечетким. Лекарство, снадобье, врачующее слишком глубокие раны.
Гордость, которую испытывал этот мужчина лишь от одной мысли, что отныне Анжелика принадлежит ему безраздельно, была ей оскорбительна, но в то же время производила сильное впечатление.
— Ты была дочерью барона… Запретный плод, — любил повторять Николя, — но я говорил себе: «Я ее заполучу»… Я знал, что однажды ты придешь… И теперь ты моя!
Анжелике хотелось поставить его на место, но она понимала — это не поможет. Невозможно бояться человека, которого знаешь с раннего детства: детские привязанности всегда слишком сильны. Их взаимная симпатия родилась не сегодня, у нее была долгая история.
— Знаешь, о чем я думал? — разглагольствовал Николя. — Все эти идеи, что появились у меня в Париже, благодаря которым мне удалось добиться успеха, — они крепко связаны с нашими детскими приключениями и с нашими экспедициями. Мы всегда их заранее тщательно готовили, ты помнишь? И вот, когда я начал налаживать мою… работу, порой я говорил себе…
Он прервался, чтобы лучше сформулировать свою мысль, провел языком по губам. Мальчишка по кличке Флипо[7], сидевший на корточках у ног Николя, протянул ему кубок вина.
— Обойдусь, — буркнул Весельчак, отклоняя кубок, — не мешай нам беседовать. Ты понимаешь, — продолжил он, — иногда я говорил себе: «А как бы поступила Анжелика? В ее головку обычно приходили отличные идеи». И это мне помогало… Почему ты смеешься?
