Барбара Картленд - Пират в любви
— Вы очень любезны, — тихонько проговорила девушка. — Так глупо вышло, что я не заметила тележку, которая сбила меня с ног.
— Мне кажется, что вы новичок в Лондоне.
— Я не была здесь несколько лет.
— А что с вашим багажом?
— Школа отправит его домой, вернее, уже отправила. Маму, когда она встречает меня, раздражает, что приходится ждать, пока я получу чемодан из багажного вагона.
— Нам, наверное, стоило бы представиться друг другу, — сказал лорд Сэйр. — Поскольку багажа у вас нет, я не имел возможности взглянуть на прикрепленную к нему карточку.
Как он и ожидал, девушка улыбнулась:
— Мое имя Бертилла Элвинстон.
— Я знаком с вашей матушкой! — воскликнул лорд Сэйр.
— Мне кажется, с мамой знакомы все, — сказала Бертилла. — Она очень красива, правда?
— Очень! — согласился лорд Сэйр.
Леди Элвинстон была одной из тех красавиц, которых он в разговоре с Д'Арси Чарингтоном сравнивал с олимпийскими богинями.
Ею — величественной и высокомерной брюнеткой, восхищался принц Уэльский, а также все те, кто подражал его вкусам. Однако лорд Сэйр немало удивился тому, что у нее есть дочь.
Сэр Джордж Элвинстон, как было известно лорду Сэйру, весьма кстати скончался несколько лет тому назад, оставив свою жену, общепризнанную красавицу из высшего света, в окружении сонма воздыхателей. Но лорд Сэйр, как ни старался, не мог припомнить не только разговора, но даже шепота о том, что у этой четы были дети.
И уж, во всяком случае, никому бы не пришло в голову, что у леди Элвинстон имеется дочь в возрасте Бертиллы.
Из чистого любопытства он спросил:
— Вы возвращаетесь домой из школы?
— Я окончила школу.
— Вы этому рады?
— Дольше оставаться там было просто неловко. Я и так гораздо старше всех остальных девочек.
— Намного? — поинтересовался он.
Она, видимо, несколько смущенная, отвернулась и ответила:
— Мне восемнадцать с половиной лет. Лорд Сэйр высоко поднял брови.
Он отлично знал, что барышни из высшего света обычно становятся так называемыми дебютантками и начинают выезжать в семнадцать лет.
— Полагаю, ваша матушка знает, что вы приехали? — спросил он.
— Я написала ей письмо, — ответила Бертилла, — но мама так занята обычно, что порой просто забывает распечатать мое письмо.
В голосе у Бертиллы при этих словах прозвучали печаль и растерянность, которые многое сказали лорду Сэйру об отношениях между матерью и дочерью.
— Я правильно вас понял, вы не всегда приезжали в Лондон на каникулы?
— Да, в большинстве случаев я проводила их в Бате, у моей тети, но тетя три месяца назад умерла, так что я не могу туда поехать.
— Я надеюсь, вам понравится Лондон, — заметил лорд Сэйр, — хотя очень многие уезжают из города на Рождество.
— Возможно, мы уедем в деревню, — немного повеселевшим голосом проговорила Бертилла. — Это было так хорошо, когда был жив папа. Я могла ездить верхом, зимой папа брал меня с собой на охоту, но мама не любила деревню и предпочитала жить в Лондоне.
— Вы можете ездить верхом в парке.
— О, я надеюсь на это, хоть ездить верхом здесь совсем не то что скакать галопом по полям и чувствовать себя свободной.
В ее голосе прозвучало нечто, заставившее лорда Сэйра пристальнее приглядеться к девушке.
Он осознал, что если мать обладала бьющей в глаза красотой, то дочери была присуща спокойная прелесть совершенно иного типа.
Бертилла была невысокой, а в моде были красавицы рослые и величественные.
Фигура девушки еще не вполне оформилась, да и в лице у нее оставалось что-то детское.
Глаза серые и очень большие, а овал лица… Опытный знаток женщин, лорд Сэйр про себя называл его «овал сердечком».
Насколько он мог разглядеть волосы под немодной шляпкой, они у Бертиллы были светлые и кудрявые от природы.
Ресницы, как ни удивительно, темные, а взгляд, обращенный на лорда Сэйра, казался очень доверчивым.
Он невольно подумал, что, сиди с ним в экипаже наедине женщина постарше, она непременно принялась бы кокетничать.
Причем кокетство проявлялось бы не только в каждом сказанном ею слове, но и в выражении глаз, губ, во всех ее телодвижениях.
Но Бертилла держалась совершенно естественно и обращалась к нему так, словно ей и в голову не приходило, что он как-никак мужчина.
— Вы не в школьной форме, — помолчав, заметил он.
К его удивлению, она покраснела.
— Я выросла из нее год назад, — объяснила она. — Мама сказала, что не стоит больше тратить деньги на форму, и тетя купила мне в Бате нынешний мой наряд.
Ее платье и жакет из синей шерсти неяркого оттенка, с едва заметным турнюром, были, как подумал лорд Сэйр, именно того стиля, какой и должна была выбрать пожилая тетушка.
Это одеяние не украшало Бертиллу, но тем не менее придавало ей какой-то трогательный вид, впрочем, возможно, такое впечатление складывалось из-за ее больших глаз на все еще бледном после пережитого потрясения лице.
— Нога беспокоит вас? — спросил лорд Сэйр.
— Нет, она уже меньше болит, благодарю вас. Как это любезно с вашей стороны, что вы решили отвезти меня домой в своей карете. А лошадь у вас замечательная.
— Я очень горжусь своей конюшней.
— И вы не используете тугие вожжи? Задавая этот вопрос, она смотрела на лорда Сэйра обеспокоенно, словно боялась, что он возразит ей.
— Конечно, нет!
Девушка облегченно вздохнула.
— Я очень рада. Я считаю это жестоким. Мама уверяет, что таким образом можно лучше показать лошадей, а это лестно хозяевам.
Лорд Сэйр отлично знал, что светские модницы любили пользоваться тугими вожжами и поводьями, благодаря чему лошади красиво изгибали шеи, но это причиняло животным сильные мучения уже после часа езды.
Бертилла права: это была жестокость, и лорд Сэйр питал к ней отвращение, но он знал, что так полагают немногие в Лондоне, где знать соревновалась в красоте и роскоши выездов.
— Вы ездите верхом в парке? — спросила Бертилла.
— Почти каждое утро, если я в Лондоне, — ответил лорд Сэйр, — но боюсь, что мы не встретимся, потому что я вскоре уезжаю.
— Я вовсе не об этом думала, — быстро проговорила Бертилла. — Я просто решила, что вы знаете, в какой части парка не встретишь модных всадников и можно скакать галопом.
Лорд Сэйр, которому на мгновение показалось, что девушка хочет снова увидеться с ним, про себя даже позабавился, поняв, что ей и в голову не пришла бы подобная мысль.
— В парке не принято скакать галопом, — ответил он. — В самом деле, пронестись галопом по Роттенроу, с точки зрения высшего общества, — настоящий faux pas4. Однако если вы переедете по мосту через Серпентайн, никто вас не увидит.
