Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи
Они проехали по мосту. Она не могла с точностью сказать, что это за мост. Поднять глаза у нее не хватило духу, но по гулкому звуку копыт на мостовой она поняла, что это мост. Кроме того, запах отбросов, рыбы и дождевой воды точно свидетельствовал о том, что это мост через Арно.
Наконец они остановились. До нее донеслись чьи-то голоса и запах других лошадей.
— Я привез эту девушку, ваша светлость.
Чужеземец разжал ее руки, сомкнутые на его талии, и спустил ее вниз, словно мешок с артишоками. Оказавшись на земле, Кьяра оступилась и упала спиной на крепкий лошадиный круп. Она с криком отшатнулась от лошади, словно от огня, и, запутавшись в юбках, наступила на собственный подол. Старая поношенная ткань тут же с треском порвалась. И вот в таком виде Кьяра предстала перед лицом Франческо де Медичи, принца Флорентийского, известного любителя женщин и алхимии. А она стоит перед ним с разорванным корсажем, непокрытой головой и оторванным подолом. И со старинной серебряной воронкой за пазухой.
— Не могу сказать, что я под большим впечатлением, магистр Руанно.
Принц сошел со своего чудовищно огромного серого скакуна. От него веяло властью и могуществом, словно ему принадлежало все, вплоть до последнего камня мостовой. За его спиной возвышалось трехэтажное здание, которое выглядело бы довольно простым, если бы не изящные фигуры из черного и белого гипса, украшавшие фасад. По центру второго яруса красовалась фреска, на которой были изображены красно-золотые шары Медичи, увенчанные гербовой лилией — символом великих герцогов Тосканских. Пространство над дверным проемом украшала резьба в виде капелло, дорожной шляпы с завязками. Весь город знал, что венецианскую любовницу принца зовут Бьянка Капелло. Стало быть, это ее дом.
У принца было узкое смуглое лицо с высоким лбом. Таким высоким, что принцу приходилось зачесывать свои темные локоны вперед. Скорее всего, он страдал выпадением волос. Взгляд его полуопущенных глаз был полон чувственности и таинственной меланхолии. Если святые в церквях изображались со светящимся ореолом вокруг головы, то принца, казалось, окружала тьма. Словно за его спиной разверзалась темная дыра, в которой таилось нечто ужасное, едва уловимое при движении.
— Ваша светлость, смею вас заверить, что вам будет чему удивиться, — сказал чужеземец. Он тоже спешился и сдержанно поклонился. По всей видимости, он не из тех, кто охотно отвешивает поклоны.
— Покажи принцу серебряный десенсорий, — приказал он Кьяре.
При словах серебряный десенсорий выражение лица у принца резко изменилось. Презрение сменилось интересом, даже не столько интересом, сколько алчностью, граничащей со слепой страстью. Значит, правду говорили люди о его любви к алхимии.
Кьяра гордо вскинула голову. От волнения у нее начали трястись руки. Она почти физически ощущала на себе пристальный взгляд принца и всех его придворных. Аристократы. Как же она ненавидела аристократов! Еще больше, чем лошадей. «Кровопийцы, — нашептывал ей отцовский голос. — Тираны. Не отдавай им ничего. Лучше умри от голода, как я, но не продавай им ничего».
Собрав по крупицам остатки храбрости, она вынула из-за пазухи серебряную воронку и протянула ее принцу.
— Хорошо, я это возьму, — сказал принц, вытянув руку вперед.
— Я отдам ее вам только после того, как вы мне дадите один золотой скудо, — ответила Кьяра.
Она понятия не имела, что именно можно купить за один скудо. Сколько она себя помнила, ее отец лишь один или два раза в жизни держал в руках такие деньги. Однако по реакции магистра Руанно — или как там его звали — и самого принца она поняла, что серебряная воронка и в самом деле стоит больших денег.
— Ты с ума сошла? — воскликнул принц. Но по выражению его глаз Кьяра поняла, что он совсем не разозлился. Вся эта ситуация его скорее развеселила и пуще прежнего разожгла в нем алчность. Ореол тьмы, окружавший принца, был сродни меховой шкуре какого-то чувственного, опасного животного. — Ты когда-нибудь в своей экизни видена золотой скудо?
— Да, видела, — ответила Кьяра не моргнув глазом.
— Ваша светлость, — обратился иностранец, — эта девушка утверждает, что она дочь алхимика ж что, кроме всего прочего, у нее есть много книг. Та фраза, которую вы услышали, — цитата из трактата De Magia Veterum[6] и она произнесла ее по-латыни совершенно безупречно. Думаю, вам стоит к ней присмотреться. Она почти еще ребенок и, скорее всего, невинна.
Принц и чужеземец обменялись многозначительными взглядами, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Что-то промелькнуло между ними — какой-то вопрос, на который был дан соответствующий ответ. Кьяра почувствовала неприятный холод, словно от железных кандалов.
— Как тебя зовут, девушка? — обратился к ней принц.
— Кьяра.
— А как зовут твоего отца?
Чужеземец, стоявший за ее спиной, подошел на шаг ближе. Придворные, словно сговорившись, окружили ее со всех сторон, отрезая все ходы к бегству. Неужели принц подал им незаметный знак? Или они сами знали, как поступать в подобных случаях?
— Если я скажу вам имя своего отца, — начала Кьяра, стараясь говорить ровным голосом, — то вы пойдете в его лавку и заберете все, что вам заблагорассудится, не заплатив мне ни гроша. А мне нужно кормить себя, бабушку и своих младших сестер.
— Кьяра, — сказал иностранец, непривычно произнося ее имя как ки-и-ара. — Тебе нечего бояться. Отвечай на вопросы его светлости, делай, что он говорит, и можешь быть уверена, что ни ты, ни твоя семья не будут впредь голодать.
Она почти еще ребенок. Он и впрямь разговаривал с ней, будто она ребенок или какая-то несмышленая дурочка.
— Я урожденная флорентийка и не верю обещаниям чужеземцев, — огрызнулась Кьяра.
Дерзкий ответ девушки рассмешил принца.
— Отлично сказано, — произнес он, — Тогда поверь моему слову. Я, как и ты, коренной флорентиец. Все мои предки жили здесь, начиная с Лоренцо Великолепного[7]. А не вернуться ли нам в палаццо Веккьо, где мы сможем поговорить наедине?
Наедине? Он что, действительно хочет сделать ее своей любовницей, несмотря на ее костлявую грудь?
— Общение наедине будет стоить дороже, — заявила девушка. — Пять скудо.
Мужчины громко рассмеялись, а лицо Кьяры вспыхнуло огнем.
— Мессир Алессандро, — обратился принц к одному из своих придворных, — окажите любезность. Дождитесь прихода донны Бьянки и передайте ей, что мне пришлось отлучиться по важному делу. Я увижусь с ней сегодня вечером или, может быть, завтра.
— Разумеется, ваша светлость, — промолвил мессир Алессандро и поклонился в ответ, причем с гораздо большим изяществом и щегольством, чем магистр Руанно. При этом его лицо скривилось в недовольной гримасе, как будто ему на язык попал кусочек протухшего сыра. Видимо, он был совсем не рад возложенному на него поручению — объяснять донне Бьянке, что ею пренебрегли ради дочери какого- то алхимика.
