Лора Гурк - Пари с маркизом
И красотой маркиз обладал львиной, дикой, необузданной. Карие глаза с золотистыми и зелеными искорками. Волосы, хоть и коротко подстриженные, были густыми и слегка завивались, и эти пронизанные золотыми нитями локоны мерцали при свете лампы в гостиной, как, вероятно, блестит солнце на равнине Серенгети. Появление Трабриджа выглядело как внезапное озарение темного дождливого английского дня экзотическим, теплым, ярким солнечным светом. Даже Белинда, по собственному опыту знающая, как обманчива может быть внешность, невольно моргнула, столкнувшись с такой невероятной мужественностью.
Маркиз Трабридж был чисто выбрит, что можно считать редкостью в эти дни, но Белинда не могла винить маркиза за пренебрежение модой. Отсутствие бороды позволяло оценить тонкие черты его лица и сильную линию подбородка в полной мере. Почему, с досадой подумала Белинда, распутники всегда так невероятно хороши?
– Леди Федерстон. – Он поклонился. – Какое удовольствие снова видеть вас.
– Снова?
Рассматривая его, Белинда все сильнее убеждалась в том, что они никогда не встречались, потому что, как ни неприятно было в этом признаваться, но Трабридж относился к тому типу мужчин, которых женщина вряд ли когда-нибудь забудет.
– Не думаю, что нас когда-нибудь представляли друг другу, лорд Трабридж, – сказала она, надеясь, что ее слова, произнесенные резким тоном, напомнят ему, что он уже нарушил несколько светских правил.
– Разумеется, вы меня не помните. – Маркиз улыбнулся обезоруживающей улыбкой, достаточно мальчишеской, чтобы опровергнуть его репутацию, и довольно обольстительной, чтобы ее подтвердить. – Нас представили друг другу на свадебном завтраке, когда вы обвенчались с лордом Федерстоном.
Святые небеса, они поженились десять лет назад! Это объясняет, почему Белинда его не помнит: ко дню свадьбы ей только-только исполнилось восемнадцать, и она только начала прокладывать себе путь в британское высшее общество, напоминая ночную бабочку, бестолково мечущуюся около горящей лампы. Ужасно застенчивая, по уши влюбленная в своего мужа, перепуганная тем, что может совершить какую-нибудь ошибку и поставить его в неловкое положение, Белинда слишком нервничала, чтобы запомнить хоть что-нибудь или кого-нибудь. Даже мужчину вроде Трабриджа. До чего поразительно, что он ее запомнил, Белинда предположила, что этот талант – еще одна причина, по которой маркиз так успешно их соблазняет.
– Разумеется, – пробормотала она, толком не зная, что еще сказать. – Простите.
– Тут нечего прощать. Это было давным-давно и с тех пор мы не встречались, и я, безусловно, многое при этом потерял. Сейчас вы выглядите более ослепительно, чем когда были невестой.
– Вы мне льстите.
«Полагаю, это один из ваших величайших талантов», чуть не добавила она, но вовремя прикусила язык, удержавшись от язвительного замечания.
– Благодарю.
Его улыбка увяла, когда маркиз заметил серьезное выражение лица Белинды, казавшееся исключительно искренним.
– Я с сожалением узнал о смерти вашего мужа. Он был отличным человеком.
Все мужчины, подумала Белинда, поддержали бы это мнение о Чарльзе Федерстоне. Из него получился ужасный муж, но с мужской точки зрения он и вправду был отличным человеком: играл в карты, много пил и кутил с лучшими из них до тех пор, пока пять лет назад ночью не умер от сердечного приступа. Ему было тридцать шесть лет.
Белинда изо всех сил старалась сохранять нейтральный тон, скрывая отвращение к покойному мужу и отсутствие скорби по поводу его смерти. В Англии проявление слишком сильных эмоций считается проявлением невоспитанности.
– Благодарю за соболезнования, – пробормотала она. – Но надеюсь, вы пришли не для того, чтобы выразить их по поводу моего деверя?
Губы маркиза слегка дернулись.
– К счастью, нет. В последний раз, когда я видел Джека несколько дней назад в нашей общей квартире в Париже, он был в полном здравии.
– Так я и думала. И ничуть не удивлена, сэр, что человек вашей репутации мог воспользоваться подобным предлогом, чтобы добиться встречи. Теряюсь в догадках по поводу ее причин. Какова цель вашего визита?
– Разумеется, та же самая, с какой вас посещают многие холостяки.
– Надеюсь, вы не имеете в виду того, о чем я подумала?
Лорд Трабридж снова улыбнулся, широко, страдальчески и сокрушительно для женского сердца.
– Леди Федерстон, я хочу, чтобы вы нашли мне жену.
Глава 2
При виде Белинды Федерстон первым желанием Николаса было проклясть ее мужа и отца за страсть к азартным играм. Если бы Чарльз Федерстон не любил карты и скачки до одержимости, если бы Джеремая Гамильтон не рискнул своим состоянием, спустив все до цента на Уолл-стрит, решение всех проблем Николаса стояло бы сейчас перед ним, потому что Белинда Федерстон оказалась прелестнейшей женщиной на свете. Этого он не ожидал.
Маркиза пригласили на тот свадебный завтрак десять лет назад, когда ему едва исполнилось двадцать, и он мало что помнил. Несмотря на то что Трабридж сказал леди Федерстон сегодня, тогда их никто не познакомил, но сейчас он не хотел тратить время на официальные представления. На торжестве Николас лишь украдкой взглянул на нее через всю комнату и запомнил очень смутно: болезненно худая девушка, закутанная в невероятное количество шелка и кисеи и увешанная слишком большим числом бриллиантов. С тех пор он не видел Белинду ни разу, потому что проводил в Англии мало времени, а когда это случалось, ему просто не доводилось с ней встретиться. Круг общения леди Федерстон был, по его мнению, чересчур респектабельным. Решив обратиться к ней по поводу своих брачных намерений, Николас не думал о ее внешности, но даже и задумайся он, вероятно, представил бы себе лишь постаревшую версию ничем не примечательной невесты, мельком увиденной десять лет назад. Теперь-то он понимал, что это было совершенно неверным представлением, потому что годы превратили неуклюжую девушку в очень красивую женщину, о чем Джек в последние десять лет почему-то ни разу не упомянул.
С лица в форме сердечка на него смотрели большие ясные глаза небесной голубизны, обрамленные густыми, черными как сажа ресницами. Ирландские глаза. Еще один факт, ставший для него неожиданностью.
Мысли Николаса вновь вернулись в прошлое, только не на десять, а на девять лед назад, к совсем другой темноволосой голубоглазой девушке с ирландскими глазами, и сердце в его груди слегка сжалось. На мгновение он снова стал юношей двадцати одного года, переполненным мечтами, и идеалами, и всей той чепухой, на какую может вдохновить только первая любовь. Николас поспешно прогнал это ощущение. Здесь не склон ирландского холма, он больше не тот незрелый юнец, а мечты и идеалы, как и любовь, давно обратились в прах.
