Сара Маклейн - Две недели на соблазнение
— Ваш брат будет здесь с минуты на минуту, мисс Фиори. И он будет изрядно зол и без того, так что ему лучше не видеть ваши окровавленные руки.
Джулиана со вздохом кивнула. Герцог был прав, разумеется.
— Будет больно, — сказал он. И тут же провел большим пальцем по ее ладони, покрытой коркой запекшейся крови.
При его прикосновении девушка невольно вздрогнула, и герцог вскинул на нее глаза.
— Прошу прощения, мисс Фиори.
Джулиана не ответила — притворилась, что внимательно разглядывает другую руку. Она не собиралась признаваться, что вздрогнула вовсе не от боли.
Конечно же, она ожидала этой своей реакции. Такое происходило с ней всякий раз, как она видела его. Она вздрагивала от отвращения — от чего же еще? Немыслимо даже допустить, что это могло быть что-то другое.
Пытаясь воспринимать происходящее бесстрастно, Джулиана посмотрела на их соприкасавшиеся руки. И тут же в комнате вдруг стало теплее. Как завороженная следила она за длинными пальцами герцога. Когда же подняла глаза, то обнаружила, что он уставился на ужасного вида синяк на ее запястье.
— Вы скажете мне, кто сделал это с вами.
В его словах была холодная уверенность, что она исполнит его приказ. Но Джулиана была не настолько глупа, чтобы так поступить. Она знала: этот мужчина не рыцарь, а дракон.
— Ваша светлость, а каково это — верить, что все остальные люди существуют лишь для того, чтобы вам подчиняться?
Он помрачнел и тихо сказал:
— Говорите же, мисс Фиори.
— Ничего я вам не скажу.
В этот момент герцог провел по ее ободранной ладони мокрым полотенцем, и на сей раз действительно стало больно. Не сдержавшись, Джулиана прошипела грубое итальянское ругательство.
Не прерывая своих манипуляций, Лейтон заметил:
— Не знал, что эти два животных могут делать такое вместе.
— С вашей стороны невежливо слушать.
Золотистые брови герцога приподнялись.
— Довольно трудно вас не услышать, когда вы всего в нескольких дюймах от меня ругаетесь как сапожник.
— Леди не ругаются.
— Похоже, к итальянкам это не относится. Они-то ругаются, да еще как. Особенно в тех случаях, когда подвергаются медицинским процедурам.
Джулиана поборола желание улыбнуться. И тут же сказала себе: «Он вовсе не забавный. Ну нисколечко».
Лейтон опустил голову и, сосредоточившись на своем деле, ополоснул полотенце в тазике с чистой водой. Джулиана вздрогнула, когда холодная ткань вновь прикоснулась к ее ободранной ладони, и герцог секунду помедлил, прежде чем продолжить.
Это его секундное колебание заинтриговало девушку. Ведь она точно знала: Лейтон вовсе не отличался сочувствием, напротив, был известен своим надменным равнодушием. И вообще, как мог он опуститься до такой лакейской работы, как смывание грязи и крови с ее рук?
— Зачем вы это делаете? — спросила она, когда холодное полотенце вновь обожгло кожу.
Он не приостановил свое занятие.
— Я же вам сказал: с вашим братом и без того нелегко будет иметь дело. А тут вы еще истекаете кровью…
— Нет-нет. — Она покачала головой. — Я спросила, почему вы делаете это сами. Разве у вас нет целой армии слуг, которые только и ждут, чтобы выполнить такую неприятную работу?
— Есть, конечно. Но слуги много болтают, мисс Фиори, а я бы предпочел, чтобы поменьше людей знали о том, что вы здесь одна в такой час.
Она для него беспокойство, неприятность, вот и все.
После довольно долгого молчания он встретился с ней взглядом.
— Вы со мной согласны?
— Ну, я просто… Я просто поражена, что человек вашего положения держит слуг, которые сплетничают. Трудно поверить, что вы бы не нашли способ лишить их всякого желания болтать.
Лейтон поморщился и проворчал:
— Даже когда я помогаю вам, вы ищете повод уколоть меня.
— Простите меня, если я не верю в вашу добрую волю, ваша светлость.
Лейтон поджал губы и принялся промывать ее другую руку; при этом все его движения были осторожными, но уверенными, а черты лица, как всегда, оставались строгими и неподвижными — точно у одной из многочисленных мраморных статуй в саду ее брата.
И вновь ее затопило знакомое желание, приходившее всякий раз, когда он находился рядом. Ей ужасно захотелось сорвать с него эту маску и увидеть, что же прячется за ней. Впрочем, она уже дважды мельком видела его без нее. А потом он обнаружил, что она сводная сестра одного из известных лондонских повес, дочь падшей маркизы и ее итальянского мужа, выросшая вдали от Лондона и от английских традиций и правил. То есть она была полной противоположностью ему, герцогу Лейтону.
Тут он наконец проговорил:
— Мое единственное желание — доставить вас домой в целости и сохранности. И чтобы никто, кроме вашего брата, не узнал о вашем маленьком приключении этим вечером.
Бросив полотенце в тазик с теперь уже розовой от крови водой, герцог взял с подноса одну из маленьких баночек. Открыв ее, он вновь потянулся к рукам девушки.
И на сей раз она протянула ему руки без колебаний. Однако спросила:
— Не ждете же вы в самом деле, что я поверю, будто вас заботит моя репутация?
Лейтон окунул кончик пальца в баночку и сосредоточился на ее ранах, распределяя мазь по коже. Лекарство оставляло приятную прохладу, отчего возникала необоримая иллюзия, что его прикосновения — предвестники редкостного удовольствия. Но, увы, это было не так, совсем не так.
Джулиана тихонько вздохнула и тут же, разозлившись на себя из-за этого вздоха, резко высвободила руку. Герцог же пробормотал:
— Нет, мисс Фиори. Я забочусь не о вашей репутации.
Кто бы сомневался!
— Я забочусь о своей, — добавил он, помолчав.
Джулиана сделала глубокий вдох, приготовившись к следующей словесной битве, но тут от двери прозвучал голос ее брата:
— Если ты сию же секунду не уберешь свои руки от моей сестры, Лейтон, твоя драгоценная репутация будет последней из твоих проблем.
Глава 2
Не без причины юбки длинны, а шнуровки на ботинках сложны. Утонченная леди не показывает ног. Никогда.
«Трактат о правилах поведения истинных леди»Похоже, исправившиеся повесы находят братский долг довольно обременительным.
«Бульварный листок». Октябрь 1823 годаВполне возможно, что маркиз Ралстон собирался убить его. Хотя он, Саймон, не имел ни малейшего отношения к состоянию сестры маркиза. И не его вина, что она забралась к нему в карету, подравшись, судя по ее виду, с кустом остролиста. Или же с мужчиной.