Зия Самади - Избранное. Том 2
— Эх, сейчас бы молочка козьего! — сглотнул слюну Кусен.
— Не торопись, надо сначала коней добыть.
— Да, конечно, ты, как всегда, прав, Гани.
— Если найдем коней — считай, что спаслись, Кусен!
Но добывать днем лошадей вблизи людных мест было бы безумием. Поэтому, не переставая мечтать о конях и пище, друзья до самого вечера не сдвинулись с места. Они выспались, отдохнули, набрались свежих сил. День, показавшийся утомительно долгим, наконец отступил перед сумерками. Затихли доносившиеся с дороги голоса, скрип колес, ржание лошадей, грубые окрики погонщиков. Скоро ночная тьма окутала землю.
— Ну, с богом, — стад подниматься Гани.
— О Махамбет! — помянул Кусен пророка.
Через полчаса ходьбы Гани остановился.
— Слушай, Кусен, по этому бездорожью мы скоро вымотаемся.
— Ты ведь сам предложил идти, так?
— Пойдем по обочине дороги. Те, кто гонится за нами, пешком не пойдут. Как услышим топот копыт или шум мотора, свернем в сторону и укроемся.
— Тебе виднее.
Они двинулись по дороге, ведущей в сторону горы Нансан. Гани какое-то время шагал бодро, не отставая от Кусена. Но все же он быстро устал — последствг мучительных пыток давали о себе знать.
— Видишь вон те мигающие огоньки, Кусен? — спросил Гани, когда они поднялись на невысокий холм.
— Вижу, это фары автомобиля.
— Туда пойдем.
— Ты что? — удивился Кусен. Гани указывал на дорогу Урумчи — Даванчин, один из центральных трактов ведущий от юго-запада Восточного Туркестана до Турфана и Кумула.
— Мы оба с тобой с Или, они не подумают, что мы пойдем в сторону Турфана. И потом, сказать по правде, я сильно устаю, на много меня не хватит. Надо бы два-три дня отдохнуть в Уланбайских отрогах, иначе я не вытяну…
— Нет, брат, ты должен во что бы то ни стало уйти. Пусть схватят меня, черт с ним, но ты обязан уйти от них.
— Эх, Кусен! Через железную решетку не прорвешься, а перед нами сейчас решетка, мы в клетке, понимаешь?
И они двинулись не на запад, а на восток: Нелегко было идти темной ночью по незнакомой местности через густой кустарник. Они спотыкались о корни, падали в выбоины и ямы, но шли и шли не останавливаясь. Им нужно было до рассвета во что бы то ни стало достичь лощины, иначе их могли обнаружить. И тогда снова тюрьма, пытки и допросы — это в лучшем случае, если не прикончат тут же на месте…
С каждым шагом идти становнлось все труднее.
— Кусен! — окликнул ушедшего вперед Кусена Гани. Батур был не в силах больше сделать ни шага.
— Что случилось, Гани?
— Сядь. Смотри, судя по тому, как здесь играет ветер, мы уже достигли колодца ветров — Саюпо. До рассвета осталось совсем немного. Идти я больше не могу.
— Что ты несешь, Гани? Нужно идти!
— Эх, если б был топор со мной, я бы сейчас вот эти свои непослушные ноги отрубил к чертовой бабушке…
— Да ты с ума сошел! Жинды![27]
Кусен наклонился к опухшим ногам Гани, принялся их растирать.
— Смотри, уже рассвет, здесь нас видно отовсюду, сразу поймают. А ногам моим уже не поможешь, ты вот что, Кусен, иди один. Хоть ты в живых остаешься!..
— Что?! — Кусен замер, не зная, что сказать в ответ.
— Пусть хоть один из нас останется жив.
— Закрой рот, ты забыл, кто ты? И чтобы я больше того не слышал!..
Кусен приподнял Гани, взвалил его на плечи и понес — маленький муравей тащит огромного кузнечика. Но что под силу муравью, не может повторить человек. Сколько хватило сил, Кусен нес Гани, но скоро не выдержал и свалился на землю. Он услышал шепот Гани: «Оставь меня, оставь, брат», — и этот шепот снова поднял его. Он опять пошел, и опять упал, и так повторилось несколько раз, пока наконец Кусен не свалился совсем обессиленный. Беглецы довольно долго пролежали молча. Начало светать.
— Посмотри кругом, может, есть место, где укрыться, — сказал Гани, — только ползком, ползком, не вставай — заметят.
Кусен уполз. Вскоре он вернулся и прошептал, что невдалеке он обнаружил небольшой ров, в котором можно, пожалуй, спрятаться. Они оба поползли к заросшему глубокому рву и шлепнулись на его дно.
— Ну как, Гани, ноги болят?
— Пошевелить не могу… Эх, как же так?!
— Сейчас бы шкуру только что освежеванного черного барана, да горячей сорпы. Завернул бы ноги в шкуру, попил бы сорпы и через два дня бегал как мальчишка…
Вдруг тишину рассвета нарушил одинокий выстрел. Беглецы замерли. «Ну все, кончено…» — подумал каждый из них, но вслух никто не решился это сказать. Заметив их, черик, наверное, подзывал других своим выстрелом. Ну вот, сейчас и остальные подъедут. Окружат ров, подойдут поближе и закричат:
— Вылезай, зиваза! Набегался…
Эх! Ноги, ноги, как же вы меня подвели!..
Гани посмотрел вокруг и стал собирать камни. Кусен тоже молча перекладывал камни поближе к себе. Камней нашлось немного. Потом беглецы стали дожидаться чериков. Никто, однако, не подъезжал. Зато раздался крик человека и еще один выстрел.
— Да это охотники! — обрадованно воскликнул Кусен. Он не ошибся. Это пастухи охотились за быстрой ланью.
Этот день прошел еще тревожней, чем вчерашний. Каждый звук, даже шорох стеблей на ветру, казался товарищам шагами приближающихся людей. Они не смогли даже сомкнуть глаз. Пустые желудки терзал голод. Множество ссадин, приобретенных за прошедшую ночь, невыносимо болели. Но самое главное — ноги Гани оставались безжизненными и неподвижными. Что за болезнь такая? Или судьба посмеялась над ним, отняв у него ноги в самый трудный час? А может, это смерть подбирается к нему, начав с ног?..
И вот они все-таки услышали рядом человеческий голос:
— Эй, кто там прячется во рву? Что за люди?
Беглецы замерли, не зная что делать.
— Отвечайте же! Что вы за люди? Что вы здесь делаете?
— А что нам делать, ака, сам видишь… — сказал Гани, глядя на наклонившегося к ним человека с белой бородой, возле которого стояла, также заглядывая в ров, огромная, с теленка, собака.
Старик, оглядев джигитов, сказал:
— По вашему виду я решил бы…
— Правильно, мы из тюрьмы бежали.
— О аллах! За что же вас туда бросили? Бедняги… — человек с жалостью смотрел на Гани и Кусена.
— Мы в твоих руках, ака, делай с нами, что хочешь, — проговорил Гани.
— О аллах, о аллах, — забормотал старик и, быстро повернувшись, ушел.
— Черт! — сплюнул Кусен. — Я бы сейчас его придушил вот этими руками!..
— Не дергайся! Теперь беги не беги — поймают. Одна надежда, что он не выдаст, — подвел итог Гани.
И они стали ждать. Думали, что старик все-таки приведет чериков, уж очень он поспешно удалился.
