Лариса Кондрашова - Приключения наследницы
– Николай Кондратьич твердо обещал, что пришлет вам солдат, – говорил он Зимину. – Это же надо, чтобы в нашем уезде такое безобразие творилось!
Еще один женоненавистник! Рассказывает обо всем Владимиру Андреевичу, точно это он – хозяин имения. Видно, не допускает и мысли о том, что в самом скором времени все дела в Дедове лягут на мои хрупкие плечи.
Наверное, уловив мое недовольство, чиновник – точнее, исправник Мамонов Иван Георгиевич – надолго замолчал, вглядываясь в некую даль прямо перед собой.
Зимин тоже притих. Странно даже, что он не подшучивал надо мной – видно, его смущало присутствие Мамонова.
Мне никогда прежде не доводилось видеть исправника – самого главу уездной полиции! – но отчего-то Иван Георгиевич не произвел на меня особого впечатления. Предполагалось, что он должен найти убийцу Хелен, а это вряд ли ему удастся. Уж если мы, которые жили с ней, хоть и недолго, бок о бок, не знали, кто это может быть, то как в этом разберется посторонний человек?
Я ему даже мысленно сочувствовала: видишь ты, не послал кого-то из подчиненных, сам поехал, значит, считает это дело особо важным. Результатов он, понятное дело, вряд ли добьется, но тут уж ничего не попишешь!
Бог словно наказал меня за злорадство, потому что едва карета подъехала к крыльцу, на него высыпала целая толпа, среди которых были и Джим с Кириллом, и Егоровна, и Исидор, и Аксинья, и еще двое крепостных-мужчин.
– Ох, матушка! – всплеснула руками Егоровна. – Не иначе дьявол свои козни строит. Теперь Марью убили.
– Давно? – наверное, глупо спросила я, но в глубине души порадовалась: Зимин уезжал со мной, значит, он ни в чем не виноват!
– Да, похоже, вчера вечером, – сказал Исидор, вдребезги разбивая мои предположения. – Я опросил всех – выходит, с того времени ее никто и не видел.
– Веселые дела творятся у вас в имении, ваше сиятельство, – раздался позади меня голос Мамонова.
После чего исправник впервые за все время пристально посмотрел мне в глаза.
Конечно же, я ошиблась в своей скоропалительной оценке Мамонова. Не произвел, видите ли, на меня впечатления. А какое впечатление он должен был производить? Капитан-исправник не паркетный шаркун, главное для него – голова, а не стройная фигура. То, что его для исполнения сей особой миссии выбрали уездные дворяне, говорит о том, что Мамонов имеет вес в уезде, пользуется авторитетом и скорее всего недаром.
– Кто первый ее обнаружил? – спросил он, едва Исидор закончил свое прямо-таки с ног сбивающее сообщение.
– Выходит, я, – неохотно проговорил Исидор; такое прохладное отношение к служителю закона меня удивило – можно подумать, ему пришлось сталкиваться с законом не с самой лучшей его стороны.
Покойный батюшка рассказывал мне в виде анекдота, как в царствование государыни Елизаветы один из ее чиновников предложил клеймить беглых преступников клеймом «вор». «А если окажется, что на человека напраслину возвели?» – спросил его кто-то. «Нет ничего проще, – отвечал тот, – следует добавить на лице всего две литеры “не”, получится клеймо “не вор”».
Не знаю, почему мне пришло это в голову. Наверное, в своих симпатиях к людям – а Исидор мне определенно нравился – я всегда старалась видеть только хорошие стороны, а для плохих тут же придумывала оправдания. Тем более клейма – то есть явного порока – на нем не было.
– Простите, мне надо переодеться, – сказала я Мамонову с невольной страдальческой гримасой. – Может, пока достаточно присутствия поручика? Исидор – это староста крепостных – покажет вам все, что нужно.
– Всенепременно, ваше сиятельство, – зачастил он. Мне было обидно отсутствие внимания с его стороны, но такая вот комическая услужливость, оказывается, раздражала меня еще больше.
С помощью Аксиньи я надела платье попроще, как для работы, ибо вознамерилась ходить вместе с исправником по имению, чтобы он наконец понял: я не маленькая девочка и меня игнорировать или со мной сюсюкать не стоит.
– Что с тобой, Аксинья? – Я вздрогнула оттого, что служанка слишком туго затянула мне корсет. – Руки дрожат. Ты, случаем, не заболела?
– Никак нет, барышня, – забормотала она, будто провинившийся солдат. – Мы тут все боимся!
– Кого? – удивилась я. – Следователя? Меня? Зимина?
– Убивца! – выпалила она.
– А вы разве знаете, кто это?
– То-то и оно, что нет. Но я сама видела, как кто-то в черном платье крался к дому в тот вечер, когда Марию убили.
– И вошел?
– В дом-то? Вошел!
– Что же ты мне ничего не сказала?
– Но я же не знала, что он того... Марию...
– Ты его узнаешь в случае чего?
– Нет! – Она поспешно замотала головой и отвела взгляд.
– А ну-ка смотри мне в глаза! – потребовала я.
Она посмотрела, кажется, обмирая от собственной дерзости, и все же твердо повторила:
– Не узнаю.
– И все-таки пойди к исправнику и расскажи ему об этом.
– Но, барышня... – пискнула она.
– А здесь-то ты чего боишься? Иван Георгиевич – представитель закона. Он как раз и призван нас защищать. Или ты думаешь, что «убивец» и его не испугается?
Аксинья жалобно взглянула на меня.
– Иди-иди. Я попозже подойду. Если кто спросит, скажи, княжна отдыхает с дороги.
Но не успела я опуститься в кресло, стоявшее у меня в спальне возле окна, как в дверь кто-то постучал. Я уже начала привыкать к тому, что в ближайшее время покоя мне не видать, и потому из вредности сказала по-французски:
– Антре![6]
Вошел Ромодановский. Тот, который так хотел, чтобы я была ему кузиной.
– Что-то еще случилось?
– Нет, ничего, – сказал он, помявшись.
– Садитесь. – Я указала ему на кресло напротив. – С самого вашего приезда нам ни разу не удавалось побыть наедине. А между тем у меня на языке все вертится вопрос: «Зачем вам так понадобилось родство со мной?»
Кирилл взглянул на меня с некоторым осуждением. Мол, как я не понимаю такой явной вещи.
– Но, Анна Михайловна, разве вы не догадываетесь, что мой род угасает так же, как и ваш. Я, наверное, мог бы жениться и спокойно продолжать себя в своих детях, но меня не интересует только приданое жены – я и сам достаточно богат, – меня в женщине интересует настоящая родословная. Только аристократия дает миру по-настоящему полноценных, умных и талантливых людей.
– Кажется, ваша теория о происхождении совершенного человека расходится с общепризнанными доводами ученых.
– Полноте, – снисходительно усмехнулся он. – Я берусь вам доказать, что во всяком по-настоящему талантливом человеке или даже гении непременно найдется хоть капелька благородной крови, которая поднимает его на более высокий по сравнению с другими людьми уровень...
