Пенелопа Томас - Тайна
Он грациозно поклонился и поднес мою руку к губам. Пальцы легко держали мою ладонь, губами он лишь слегка коснулся руки, но по мне словно пробежал огонь.
Он понимающе улыбнулся, догадываясь о моем смущении.
— Любой мужчина, увидев Вас в этом платье, влюбится сразу и до безумия, — его голос и слова дразнили, но взгляд был серьезен.
Я чувствовала, что нужно сменить тему, и сказала твердо:
— Я не заслужила столь высокой похвалы, милорд. Можно мне сесть?
Он еще несколько мгновений разглядывал меня, потом пожал плечами.
— Как хотите. Пожалуй, Вы правы. Ваша прическа оставляет желать лучшего.
— Я старалась, — ответила я, менее смущенная его критикой, чем похвалой, — и пришла к тому же выводу, который сделала для себя давно: я такая, какая есть. Изменить себя я не могу, да мне уже поздно меняться.
— Ну, ну, полно. Отступать из-за одной неудачи не следует.
— Я всегда гордилась своей способностью понимать ситуацию.
— И Вы, наверное, не меньше гордились умением не замечать очевидных вещей?
— Милорд?
— Вы цепляетесь за прошлое, мисс Лейн. Вам никогда не приходило на ум спросить себя, почему?
Я подумала и сразу же отвергла обвинение.
— В моем прошлом нет ничего, за что бы стоило цепляться. — Он слабо улыбнулся, но не продолжил эту тему. В этот вечер он был в сравнительно хорошем настроении, и, если не считать нескольких колкостей и смущавших меня взглядов, я неплохо провела время в его обществе. Около часа прошло в мирной беседе, он ни в чем не упрекал меня, как было раньше, даже стерпел несколько весьма смелых замечаний, что дало мне возможность перейти к интересовавшему меня вопросу.
— Как умерла мать Клариссы, милорд? — спросила я. Он вздрогнул. Я поспешила успокоить его: — Не подумайте, что спрашиваю из любопытства. Просто мне хотелось бы лучше понять Вашу дочь.
Он какое-то время думал над тем, что я сказала, теребя кольцо на пальце.
— Пожалуй, Ваш интерес логичен. Хотя эта тема мне неприятна.
— Тогда прошу великодушна простить меня за то, что вторгаюсь в Ваши воспоминания, и давайте забудем об этом.
— Нет, зачем же. Только Вам придется постараться меня понять, я не могу вспомнить о ее смерти без чувства стыда и вины.
По его лицу пробежала тень. Я подумала, что он весь соткан из различных оттенков черного цвета. Самые темные обитали в горькой складке губ и выражения боли в глазах. Когда он начал говорить, голос тоже звучал мрачно.
— Если бы моя жена была тканью, мисс Лейн, то это было бы тонкое кружево. Когда я ее впервые увидел, я был покорен ее красотой и очарованием. Тогда я думал только о своем счастье, о том, как мне повезло, что такая обворожительная женщина станет моей женой, — он неловко заерзал в кресле. — Мы познакомились лет девять назад, меня тогда постигло одно разочарование…
У меня перехватило дыхание, он вопросительно посмотрел на меня.
— Это было вскоре после того, как Вас исключили из Оксфорда? — тихо спросила я.
— От Вас ничего не скроешь. А сэр Рональд был настолько предупредителен, что посвятил Вас в неудачи моей молодости.
— Это меня не касается, милорд. Он передернул плечами.
— Сейчас это уже не имеет значения. Тем более, что это не единственное разочарование, постигшее меня незаслуженно. Но тогда я мало знал жизнь и считал, что она таит для меня только приятные сюрпризы. Вы, несмотря на молодость, отлично понимаете, как неразумно было предъявлять к жизни претензии. Жизнь вообще нам ничего не сулит, и тот, кто этого не знает, обречен на разочарование.
Я задумалась, но промолчала.
— Но он ушел в сторону. Все это мое прошлое, а не Ваше. Тогда я ожидал компенсации за эту неудачу и действительно получил ее во время путешествия в Труро в лице мисс Миранды Фарбанкс. В ней было все, что я хотел видеть в своей жене, и я не задумался в то время, что с ней станет, если привезти ее в эти мрачные стены.
Он замолчал, нервно закашлялся, не в силах сдержать нахлынувшие чувства. Мне хотелось попросить его прекратить этот разговор, но он уже забыл о моем присутствии, занятый борьбой с бушевавшими в нем эмоциями. Остановить его не представлялось возможным.
После долгой паузы он продолжал:
— Умный человек постарался бы забыть об этой женщине, прогнать всякую мысль о ней. Но мне мудрости не хватило… И первое время она была счастлива. Изменения в ней происходили постепенно и незаметно, я не смог их вовремя разглядеть. После рождения Клариссы она совсем заболела. Ночью ее преследовали кошмары. Она таяла на глазах, а я, дурак, надеялся, что смогу спасти ее.
Он тяжело опустил кулак на подлокотник кресла, я даже подскочила от неожиданности.
— Мои попытки лишили ее остатка сил.
— Но что такого Вы сделали, что принесло ей такой вред? — запротестовала я, видя, как его мучает совесть.
— Что я сделал? Я доверился ей, мисс Лейн. Поделился с ней тем, чем не должен был делиться ни с кем. Я думал, что правда избавит ее от множества страхов и переживаний. Вместо этого она лишила ее последних сил, отняла веру в меня, и она стала жертвой первой же болезни.
Его отчаяние заполнило комнату, стало трудно дышать. Мне захотелось избавиться от гнетущего чувства, овладевшего мною.
— Уверена, что Вы незаслуженно себя обвиняете, — сказала я мягко. — Что такого страшного могли Вы ей сказать?
Он посмотрел на меня невидящими глазами.
— Этого, дай Бог, Вы никогда не узнаете, ибо я больше не скажу ни одному живому существу. Только знайте, что Кларисса очень похожа на мать, и я не хочу, чтобы на моей совести была и ее смерть. Я стараюсь защитить ее, как могу, но Ваше присутствие в доме сделало гораздо больше, чем все мои усилия. Продолжайте обращаться с ней, как начали, тогда она будет в порядке.
— Я и не собираюсь вести себя иначе. Но то, что Вы рассказали, мне пригодится.
Он кивнул.
— Хорошо. Ничего большего я не прошу.
Он сделал знак рукой, чтобы я ушла. Такого конца я не ожидала, но не винила его. Я понимала, что боль воспоминаний давала ему на это право.
Глава 10
Наш разговор кое-что прояснил для меня. Он подтвердил догадку, что лорд Вульфберн хранит тайну, — тайну, которая стоила жизни его жене. Это также объясняло стремление Клариссы скрыть ее собственные страхи. Она не могла причинить отцу горе, которое причинила однажды ее мать. Мне ничего не оставалось делать, как соблюдать бдительность и не давать ей повода для нервозности, к которой она была склонна. Я поняла, что воздух и прогулки ей крайне необходимы, даже больше, чем уроки.
Мы часто бродили по болотам, эти прогулки приносили много радости, были интересны, и Кларисса все реже вспоминала о руинах. Но в ее поведении я обнаружила что-то еще, что меня огорчало. Она часто спрашивала, почему мы больше не бываем у Пенгли и почему мы не приняли участие в охоте, хотя нас приглашали. Ее проницательность беспокоила меня, ибо она означала, что ребенок заметил, какие натянутые отношения сложились у ее отца с соседями.
