Дария Харон - Племянница маркизы
Карельяны удалились в соседнюю комнату, а Мари обратилась к другим новоприбывшим. Она чувствовала себя уверенно — улыбалась, поддерживала разговор, очаровательно выглядела и изображала искренний интерес. Эти навыки молодая женщина приобрела в Версале.
Гости, все без исключения, были супружескими парами, примерно лет тридцати, которые никогда еще не покидали своих родных мест, поэтому они восхищались Мари как экзотическим цветком. Она улыбалась и мило болтала. С очаровательной улыбкой молодая женщина перешла к следующей супружеской паре, рядом с которой стоял Тристан.
Рост мужчины заставлял казаться стоявшую рядом с ним даму еще более хрупкой. Он на целую голову превосходил даже Тристана. Его огромную круглую голову обрамляли золотистые локоны. Руки великана напомнили Мари о пестиках маслобойки у ее родителей, да и все его тело, несмотря на изящную одежду, выглядело неуклюжим. Широко распахнутыми светло-голубыми глазами он уставился на нее, а его рот так и остался слегка приоткрытым. Что-то в нем показа лось мадам де Рассак очень странным.
Затем Мари взглянула на женщину рядом с ним. У нее было овальное лицо с правильными чертами. Голову венчали тяжелые пряди золотисто-каштановых волос, над янтарными глазами изгибались тонкие темные брови. Наряд на незнакомке был значительно дороже, чем у остальных гостей.
— Добро пожаловать в «Мимозу», — улыбнулась Мари, а затем перевела взгляд на Тристана, который представлял гостей:
— Граф и графиня дю Плесси-Ферток.
Улыбка Мари погасла. Женщина очаровательным жестом протянула ей руку:
— Рада познакомиться с вами, мадам де Рассак. Мы с мужем старинные друзья вашего супруга.
Мари резко вздохнула:
— В это я охотно верю, — она быстро обернулась к мужу. — Как ты осмелился ввести в мой дом свою любовницу?
Хотя выражения лица Тристана не изменилось, ей показалось, что он слегка побледнел:
— В первую очередь это мой дом, и я сам решаю, кому сидеть за моим столом.
Мари уперла руки в бока:
— Хорошо. Тогда решай. Она или я. Я не сяду за один стол с твоей шлюхой и не стану делать вид, что мы лучшие подруги.
Жислен кашлянула, и Мари обернулась:
— Мадам де Рассак, не беспокойтесь. Мы уже уезжаем. Я бы никогда не откликнулась на это приглашение, если бы знала, что вы осведомлены о том, какого рода дружба связывает меня с месье де Рассаком. Поверьте, мне не по душе подобные сцены. Желаю вам приятного вечера.
Она взяла под руку мужа, но тот остался стоять как вкопанный:
— Жислен, мы не можем уйти. Трис обещал показать мне маленькую лошадку. Она совсем черная, поэтому ее назвали Дьяболо.
— Пожалуй, в другой раз, Жак, — мягко, но твердо сказала Жислен. — Пойдем.
Мужчина замотал головой и упрямо выпятил нижнюю губу:
— Нет, сейчас. Я хочу посмотреть на лошадку. Я не хочу уходить.
Мари взглянула на него и вспомнила слова Дегре: «Слабоумный супруг, которого подыскали для сестры герцога де Марьясса».
— Я покажу тебе лошадку, Жак. Пойдем, — сказал графу Тристан, не обращая больше внимания на Мари.
Мужчина захлопал в ладоши и радостно засмеялся:
— О да, Трис, я ведь знал, что ты мой друг! Жислен глупая. Она всегда мне все запрещает.
Тристан взял графа за руку:
— Ни за что не поверю, Жак. Разве она запретила тебе сопровождать ее сюда?
— Но она всегда так ругает меня, — продолжал жаловаться Жак. — Если я не говорю ей, куда иду, она на меня кричит. И никогда не позволяет пойти куда-то одному. Меня всегда должен сопровождать Франсуа или еще кто-нибудь, как будто я младенец.
Все трое удалились, а Мари беспомощно смотрела им вслед. Она не раскаивалась в своих словах, но несмотря на это ей стало не по себе. Молодой женщине с трудом удавалось непринужденно улыбаться прибывающим гостям.
Пока они шли к конюшням, Трис и Жислен молчали, лишь Жак трещал, не замолкал ни на минуту. Он взвизгнул от восторга, увидев Дьяболо, и нетерпеливо дернул щеколду, закрывавшую вход в стойло.
Тристан заметил дурное настроение Жислен.
— Я действительно понятия не имел ни о чем подобном, — пробормотал он. — Я бы никогда не поставил тебя в такое положение.
Графиня по-прежнему молчала.
— Ты мне веришь?
— Да.
— Почему же тогда так сердишься?
Она скрестила руки на груди и взглянула на него:
— Потому что ты использовал меня. И этого я не потерплю.
Тристан растерянно смотрел на нее:
— Я тебя не понимаю.
— Прошлой ночью, когда ты набросился на меня, как голодный волк. Дело было не во мне. И не в твоей страсти ко мне, — голос Жислен стал громче. — Дело было в этой Ксантиппе[13], которую ты привез из Версаля. В дурочке, в которой нет ничего такого, что бы тебя возбуждало.
— Жислен, ради бога…
— Нет, — графиня подняла руку, чтобы призвать его к молчанию. — Я не знаю, что происходит между тобой и твоей супругой. Или чего не происходит. Но дело в том, что она обладает той притягательностью, которая способна и старца, лежащего на смертном одре, заставить почувствовать себя юношей. А уж легко возбудимый мужчина, вроде тебя, с такой женой вообще не должен вылезать из постели.
Тристан замотал головой, но Жислен жестом остановила его:
— Тогда я скажу яснее. Ты хотел не меня прошлой ночью. Ты хотел ее.
Де Рассак провел рукой по волосам:
— Это не так. А даже если и так… этого больше не повторится.
— В самом деле, этого больше не повторится. Потому что с нынешнего дня двери моего дома для тебя закрыты. На будущее тебе придется поискать кого-нибудь другого, чтобы освободиться от своих разочарований.
Тристан пораженно смотрел на графиню:
— Ты ведь это не серьезно, Жислен? Мы вместе уже шесть лет. Ты же не можешь вот так просто вычеркнуть все из-за того…
— Из-за чего? — выражение ее лица не сулило ничего хорошего. — Продолжай! Или мне самой закончить? Я могу запросто откинуть все это, потому что не собираюсь спать с тобой, когда ты думаешь о другой женщине. Я могу быть неверной женой, но у меня тоже имеются принципы. И у меня есть гордость! — Она немного помолчала, а потом опустила голову: — Трис, не делай еще хуже, чем все есть на самом деле. Ты мне по-своему дорог. Я благодарна тебе за то время, что мы провели вместе.
Тристан, который уже понял, что Жислен говорит серьезно, чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
— Ты можешь, глядя мне в глаза, сказать, что все это неправда? Что все мои утверждения вызваны ревностью, чрезмерной фантазией? — сухо спросила Жислен.
Тристан разглядывал мыски своих сапог. Он и сам желал бы это знать… Ему хотелось заключить ее в объятия и успокоить. Сказать ей, что она ошибается, что нет другой женщины, которую бы он так страстно желал, кроме нее самой. Но он не мог. И это понимание еще больше доказывало, как хорошо графиня дю Плесси-Ферток знает его. Куда лучше, чем он сам.
