Мари Кордоньер - Сила любви
Но какое ей дело до ухода за его туалетами? Она подняла лицо от складок его куртки и взглянула на него глазами серны, затравленной сворой охотничьих собак. Медленно приходя в себя, Флёр уже действительно не знала, что и думать, — настолько она запуталась.
— Нас ждали, — хрипло пробормотала Флёр. — Подстроенное вами бегство окончательно ввергало меня в погибель. Вы навязали мне эту идею и помешали обратиться за помощью к королеве. Не станете же вы отрицать, что именно ваши действия привели меня в такое отчаянное положение?
Ив де Сен-Тессе смотрел сверху вниз на молодую женщину, которая кидала ему обвинения в предательстве и коварстве. Любого другого человека он бы призвал к ответу за такую клевету. Но разве не было у нее причин обвинять его? Не сам ли он виноват в том, что потерял ее доверие?
Граф подавил свой гнев и ответил со снисходительностью и сарказмом:
— И я сам заставил их арестовать меня, так, что ли? Ах, Флёр! Моя бедная, запутавшаяся, мнительная, воинственная женушка! Вы, похоже, возлагаете на меня вину за все плохое на этой земле?
Было в его тоне что-то такое, что тронуло Флёр больше, чем содержание его слов. Какое-то печальное смирение, какая-то тоска самоистязания, столь непривычные в этом надменном, самоуверенном рыцаре. Она освободилась из его объятий.
— Но вас-то отпустят, как только вы захотите, — упрямо отказывалась она верить ему. — Вы ведь здесь только для того, чтобы допросить меня, не так ли? Поистине, вы, видимо, считаете меня глупее самого тупого существа на свете.
— Я считаю вас самым замечательным существом на свете, нервы и сила которого, однако, на пределе. Перестаньте изматывать себя всякими глупостями и прилягте хоть ненадолго на эту не слишком гостеприимную солому! — Он снял свой плащ, расстелил его на шуршащей поверхности и опустился на него, приглашая жестом молодую женщину последовать его примеру. — Вам нужен сон и покой, чтобы иметь утром ясную голову.
Какую цель преследовал этот дружеский жест? Флёр скептически отнеслась к просьбе, выраженной и словами, и жестом. Ведь, поверив ему в очередной раз, она опять поплатилась за это. Гордо выпрямившись, Флёр продолжала молча стоять перед ним.
— Как же вам объяснить, что мне и в голову не приходило причинять вам вреда, дорогая моя супруга? — Шартьер взволнованно вглядывался в ее лицо. С полунасмешливой и полунежной улыбкой он добавил: — Вы всерьез думаете, что я избрал тюрьму как средство наказать вас?
Ей лишь с трудом удалось возразить ему:
— Если не вы меня предали, то кто же еще мог это сделать?!
— Боюсь, что я допустил большую ошибку, недооценив нашу умную неприятельницу, красавица моя! — вздохнул Ив де Сен-Тессе. — Она подбросила мне информацию, словно собаке кость. После этого ей лишь оставалось ждать моей реакции. Вы с полным правом можете назвать меня идиотом.
— Я… Я не понимаю. — Флёр дрожала от усталости и страха. Подбитое мехом полотно на соломенной подстилке оказывало на нее магическую силу притяжения. Она опустилась на колени и прислонилась к сырой стене. Ей очень хотелось закрыть глаза, но она боялась остаться в темноте и одиночестве.
Флёр все еще не полностью верила его логически обоснованным фактам, но готовность признать наконец его правоту уже подтачивала силу ее сопротивления. Как бы ей хотелось рассчитывать на его поддержку!
— Неужели вы вполне серьезно утверждаете, что герцогиня де Валентинуа лишила вас своего расположения? — выдохнула Флёр с сомнением.
— Именно так. Эта дама не терпит около себя никаких иных богинь. Моей ошибкой было то, что я упустил этот момент из виду. — Неужели она слышит в его словах действительно признание вины? — Я должен был сразу же понять, что герцогиня не зря доверяет мне подобные планы. Ведь она не принадлежит к тем болтушкам, которые умеют только сплетничать…
В другое время и если бы речь шла о других людях, Флёр восхитилась бы ловкостью Дианы де Пуатье. Но поскольку жертвой была она сама, ей оставался только пессимистический вывод.
— Герцогиня вам сказала, что меня должны арестовать, а потом выжидала, как вы будете на это реагировать? Одним шахматным ходом она определила судьбу двух фигур. Если бы вы молчали, то она избавилась бы от меня и сохранила себе преданного слугу. В другом случае она бы от меня все равно избавилась, но при этом наказала бы и бывшего своего верного почитателя за то, что он переменил фронт. Правильно я поняла?
Очередной раз Ив де Сен-Тессе убедился в уме своей супруги. Почему он сразу не рассказал ей обо всем? Может быть, она уже тогда разгадала бы те коварные замыслы, которые ему самому стали ясны только теперь.
— Какой грандиозный заговор только для того, чтобы отомстить за обиду, нанесенную по легкомыслию, — задумчиво пробормотала Флёр.
— Обиду по легкомыслию? — повторил граф. — У вас, я вижу, стремление принижать значение вещей. Для Дианы де Пуатье речь идет о власти над королем и над Францией.
Флёр, думавшая о том вечере в Пале Турнель, когда она назвала Диану шлюхой, не уловила связи этого эпизода со словами графа о власти.
— Но я ведь не собиралась оспаривать ни ее могущества во взаимоотношениях с королем, ни власти над Францией.
— Не собирались?
Муж не мог понять, как это возможно, чтобы в одной голове сочеталось так много холодной, отточенной логики и столько же наивности.
— Вы хотите убедить меня в том, что не заметили, как наш всемилостивейший король Генрих стал уделять внимание одной лишь графине Шартьер? Хватило бы всего лишь малейшего знака с вашей стороны, чтобы герцогиня исчезла из круга придворных и отправилась в свои поместья. Но вы такого знака — вопреки всем ожиданиям — так и не подали. Почему?
— Действительно, от меня ускользнуло то обстоятельство, что мне предлагалось положение «maitress en titre»[9], сеньор, — прошептала Флёр и усталым движением отбросила со лба волосы. — Да, действительно, король был со мною приветлив, но это вовсе не означает, что честолюбие толкнуло бы меня в благодарность за приветливость короля залезть в его постель. Что бы вы обо мне ни думали, я не публичная девка, продающаяся тому, кто больше заплатит. То немногое, что у меня еще осталось от моей гордости, я не отдам даже за целое королевство…
— Простите меня!
Эта просьба была произнесена столь смиренным тоном, что Флёр отпрянула, словно ее укусил один из тех малых грызунов, возня которых слышалась под соломой.
— Что вы имеете в виду? — растерянно спросила она.
— Я поступил с вами несправедливо и прошу за это прощения, — спокойно объяснил граф. — Простите мне эти и многие другие гнусные подозрения. Я судил поверхностно, не зная вас по-настоящему. Вы не заслужили того, чтобы слишком тщеславный отец принес вас в качестве жертвы на алтарь жадного до удовольствий двора. Я хочу приложить все усилия, на которые способен, чтобы хоть как-то искупить мою вину перед вами.
