Кара Эллиот - Согрешить с негодяем
— Да, милорд. Сэр Генри подарил его на день рождения, когда вам исполнилось семь лет.
— Я так и думал. — Он повязал галстук. — У каждого мальчика должен быть пони.
— До того момента, пока он не проедется на нем по мраморной лестнице в особняке тетушки на Гросвенор-сквер, — сказал дворецкий.
— У тети Пруденс напрочь отсутствовало чувство юмора, насколько мне помнится.
Хэмфри закашлялся.
— Судя по всему, это так. Потому что вам и пони отказали от дома на всю оставшуюся жизнь.
— Очень сомневаюсь, чтобы Аякс очень сокрушался по этому поводу. Как, кстати, и я. — Лукас сунул часы в карман жилета и отправился вниз завтракать.
Только он взялся за тарелку с яйцами пашот и окороком, как отворилась дверь.
— Ну ты прямо как в деревне, — заявил с порога Фарнем.
— Мы-то думали, что ты еще нежишься в постели, — добавил Инголлз подозрительно нечленораздельно. Их одежда и помятые лица свидетельствовали о том, что оба не спали ночью.
— Будете? — спросил Лукас, поднимая горячий кофейник. — Или подать копченой селедки?
— Меня тошнит при одном упоминании о еде. — Инголлз рухнул на стул возле обеденного стола и сжал голову ладонями. — Лучше налей мне бренди.
Фарнем вытащил бутылку.
— Выпьем за это.
Неужели у него точно такой же жалкий вид после какой-нибудь бурной ночи? Лукас не торопясь откусил тост, проглотив заодно с ним запах табака и шлюх, исходящий от приятелей. В горле запершило.
— Когда вы вернулись? — поинтересовался он. — Я думал, вы на месяц останетесь в Кенте.
— Вчера, — ответил Фарнем и нахмурился. — Или позавчера?
— Сразу и не вспомнишь, — согласился Инголлз, поморщившись. — Черт, трудно определить время, если совсем не видишь дневного света.
Лукас смотрел, как приятель плеснул себе в стакан еще бренди, пролив половину на ковер.
— Э… А зачем мы сюда пришли? — забубнил Фарнем. — Я помню, была какая-то причина…
— Кулачный бой! — вдруг выпрямился Инголлз.
— Точно, бокс! — Фарнем хлопнул себя по лбу. — Нам только что сказали, что Букср, негритянский чемпион с Ямайки, договорился о бое с Мактавишем — шотландским верзилой. Встреча пройдет сегодня вечером в деревне Кукхем.
— По слухам, денежный приз — тысяча фунтов, — вмешался в разговор Инголлз. — Ставки уже астрономические.
— Все говорят, что это будет бой десятилетия! Если не поторопимся, не успеем занять места у ринга. — Фарнем попытался подняться на ноги. — Где этот долбаный Грили со своей каретой? Он уже должен быть здесь.
— Наверное, проводит парочку последних раундов с Матильдой. Знаешь, Лукас, это та самая пташка, которую ты бросил. — Инголлз красноречиво поработал бедрами и грубо захохотал. — Несколько резких толчков, и партнерша запросит пощады.
Мило, но глупо. Такие школьные подначки на него трезвого не производят впечатления, пришел к выводу Лукас.
— Чокнутый Хэдли больше не интересуется Матильдой. Не сомневаюсь, у него на примете другая курочка, которую нужно потоптать, — хитро посмотрел Инголлз. — Кто она?
Лукас налил себе еще чашку кофе.
— Будешь вытягивать из него ответ в карете, Фредди, — остановил его Инголлз. — Быстрее приканчивай свои яйца, Лукас. Пора ехать.
Он не двинулся с места.
— Извините, джентльмены. Вы отправитесь без меня.
— Что? — воскликнули оба в один голос.
— Нынешний вечер у меня занят.
— Черт побери! Отложи все! Что может быть важнее, чем следить за битвой двух голиафов, которые мутузят друг друга? — не унимался Инголлз.
Бокс, охрипшая толпа, море эля… На миг Лукас испытал соблазн.
— Извините, не могу. Приятели удивились.
— Но почему?..
Бессвязное лопотание Фарнема прервал Грили, который, ворвавшись в комнату, принялся возбужденно размахивать руками.
— Сейчас узнаете почему. Я только что столкнулся на улице с Джервисом, и тот вывалил на меня все последние новости. — Сделав преувеличенно почтительный поклон в сторону Лукаса, Грили продолжил: — Чокнутый Хэдли заключил пари. Весь Лондон стоит на ушах. Наш герой объявил о своей помолвке. — Он не выдержал и расхохотался. — С Черной вдовой!
Приятели захохотали.
— Будь человеком, Лукас, дай друзьям тоже поучаствовать в пари, — отдышавшись, вымолвил Грили.
— Да, мы тоже не прочь повеселиться, — никак не мог уняться Фарнем. — Что за идиот решил поставить на то, на что ты никогда не согласишься?
— Парень не знает тебя, как мы, — поддержал его Грили.
— Мне лишь хочется узнать, тебе-то от этого какая выгода? — Криво усмехнувшись, Инголлз уставился на него. — Должна же она быть.
Лукас хладнокровно сверился со своими карманными часами.
— Вы опоздаете, если не отправитесь прямо сейчас. Мне тоже пора идти.
— Брось свои шутки, Лукас. Карета ждет.
Друзья-приятели. Шалопаи. И наплевать на все. Он глубоко вздохнул. Дьявольские голоса в голове принялись уговаривать его согласиться.
— Извините, нет.
— Вот черт! — возмутился Инголлз. — Какой дьявол в тебя вселился?
Может, это просто здравый смысл. Лукас не мог объяснить, даже самому себе. Пожав плечами, он встал.
— Никакой. Просто у меня дела.
— Если ты задумал трахнуть вдову, скажи нам. — Фарнем подмигнул остальным. — Мы никому не расскажем.
Лукасу захотелось придушить приятеля, но вместо этого он дружески похлопал его по плечу.
— Давай не будем впутывать даму сюда, ладно?
Потеряв дар речи, Грили удивленно таращился на него.
— А теперь, с вашего позволения, я должен идти.
— Мы правда пойдем гулять в парк? — спросил Перегрин.
— Да, — ответила Кьяра, размышляя, какую шляпку надеть. Ей ни одна не нравилась.
— С лордом Хэдли? — настаивал сын.
— Да, — вздохнула она. — Если он не передумает. Джентльмены типа его сиятельства ведут в Лондоне очень напряженную жизнь, так что в последний момент может оказаться, что у него срочное дело.
Или Хэдли просто запамятует. Или решит, что такое публичное подтверждение его ухаживаний совсем ни к чему. Вчера она попыталась отговорить его от участия в ежедневном моционе, так модном в свете. Единственной целью вечернего променада было посмотреть на людей и себя показать. Но Лукас неожиданно уперся, повысил голос. На них даже стали косо поглядывать со стороны. Его аргументы насчет того, что Перегрину нужно развеяться, заставили ее замолчать.
Сейчас она уже не была так в этом уверена. Кьяра распутала ленты на шляпке. Ей было немного не по себе. Одно дело бальные залы Мейфэра, и совсем другое — когда все общество фланирует по главной аллее и обсуждает последние сплетни и скандалы.
