Констанс О'′Бэньон - Побег из гарема
Ее ладонь скользнула по поросли темных волос у него на груди. Она заглянула в его пылающие голубые глаза, и у нее возникло ощущение, что она тонет.
— Я боюсь, что не доставлю тебе удовольствия, — неуверенно проговорила она.
Рот его приоткрылся, когда он взглянул на ее губы.
— Даже если я больше ничего не получу от тебя, ты уже доставила мне невыразимое удовольствие.
Полустон-полувсхлип сорвался с ее губ, и она спрятала лицо у него на груди. Неужели чувство, которое она испытывает к этому американцу, — любовь? Это наверняка больше, чем дружба, больше, чем желание, больше, чем все, испытываемое ею когда-либо прежде.
Он уложил ее на спину и навис над ней, и она стала ждать мгновения, когда он погрузится в ее тело. Тогда она будет принадлежать ему. Все произошло так быстро, что она ахнула от обжигающей боли, когда он раздвинул ей ноги и скользнул в нее.
Тело Торна задрожало, когда ее шелковистая плоть сомкнулась вокруг его пульсирующего древка. Он тихо выругался, когда наткнулся на преграду, свидетельствующую о том, что она девственница.
Он сунул руку ей в волосы и дернул на себя.
— Дьявол побери, что это еще за игра? Почему ты позволила мне верить, что Симиджин был твоим любовником, когда твое тело никогда не знало мужчины?
Она коснулась его губ своими, но он отстранился.
— Зачем, черт возьми, ты обманула меня?!
— Я никогда не говорила тебе, что была с мужчиной. Ты сам так решил.
Он был все еще внутри ее, и она подвигала бедрами, пытаясь соблазнить его, чтобы он удовлетворил это пылающее желание, которое разбудил в ней.
— Еще не поздно, — предупредил он. — Я еще не взял твою девственность. Скажи, в какую игру ты играешь?
Пробежав ладонью по его животу и почувствовав, как напряжены мышцы, Бриттани осознала, какие усилия ему приходится прилагать, чтобы сдерживать себя.
— Я хочу, чтобы ты любил меня, — призналась она. — Хочу, чтобы ты сделал из меня женщину.
— Нет, черт побери! Как это возможно?
Он бы вышел из нее, но она крепко обвила его руками. Торн почувствовал, как его решимость ускользает, когда она резким движением приподняла бедра кверху, проталкивая его сквозь тонкий барьер и забирая глубоко в свое тело.
Капельки испарины выступили у него на верхней губе, когда он снова подпал под ее чары. Она никогда не была с мужчиной, но ее тело раздувало в нем огонь, и он больше был не властен над собой. Он с силой погрузился внутрь, затем мягко отстранился, устанавливая извечный ритм.
Глаза ее потемнели от страсти, когда она подстраивалась под его движения. Он запутался пальцами в ее волосах и закрыл глаза. Она исполняла все его фантазии. Она и есть та соблазнительница, которой он ее считал. Торн скользнул глубже, и ее атласная мягкость обволокла его пульсирующий член.
— Чаровница, — пробормотал он ей на ушко. — Ты не успокоишься, пока не получишь меня всего?
Вместо ответа она выгнула спину, и он ахнул от наслаждения.
— Если б я не знал, что ты невинна, то сказал бы, что ты много упражнялась в искусстве доставлять удовольствие мужчине.
Ее дыхание овеяло ему ухо и разослало трепет наслаждения вдоль позвоночника.
— Я была рождена, чтобы дарить его тебе, — прошептала она.
Торн привлек ее к себе и крепко прижал, словно стремился растворить в своем теле. Ему не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась. Он хотел любить ее снова и снова.
Под вспышки молний и гулкий рокот грома Торн знакомил Бриттани с новыми, более глубокими эмоциями.
«Победоносец» покачивался и стенал под натиском шторма, но эти двое не замечали ничего, кроме друг друга. Бриттани скользила ладонями по плечам Торна, а его горячие губы дарили ей немыслимое наслаждение. Когда их тела переплелись, а души устремились навстречу друг другу, они поняли, что уже никогда не будут прежними.
Вместе они поднялись ввысь и достигли пика желания. А когда последний трепет освобождения прокатился по их телам, как расплавленная лава, они оба задыхались и льнули друг к другу.
Бриттани парила на пушистом, мягком облаке блаженства. Она прижималась к Торну, не желая отпускать ее. Он сделал ее своей — сделал ее женщиной. Внезапно она опечалилась, что у них никогда не будет ничего, кроме этой ночи.
Он отстранил ее от себя и нежно улыбнулся, глазами скользя по лицу, словно запечатлевая в памяти каждую линию и черточку.
— Бриттани, если б я знал, что ты никогда не была с мужчиной…
Она приложила ладонь к его губам.
— Теперь это не важно.
Его голубые глаза заискрились весельем.
— Ты не думаешь, что при данных обстоятельствах можешь называть меня Торном?
— Не могу. Это будет неприлично.
Он взглянул на нее со странным выражением.
— После того, что было между нами, ты все еще беспокоишься о приличиях?
— Капитан, я знаю, ты этого не поймешь, но после этой ночи между нами больше ничего не может быть. То, что случилось, — моя вина, и мы оба это знаем. — Она печально улыбнулась. — Я хочу, чтобы ты понял, что я ничего не жду от тебя и не желаю, чтобы ты испытывал раскаяние из-за того, что произошло.
У Бриттани перехватило дыхание, когда зубчатая стрела молнии расколола небо, и ее отблеск отразился в глубине голубых глаз Торна.
— Раскаяние — последнее, что я испытываю в данный момент, Бриттани. Как я могу испытывать что-то, кроме радости, после того, что было между нами? А ты раскаиваешься?
— Я ни о чем не жалею, капитан. И всегда буду беречь как сокровище то, что у нас было. — Ее глаза были большими и невинными. — У тебя было много женщин до меня, а у меня только ты, так откуда же ты можешь знать, что я чувствую?
Его глаза обежали ее идеально сложенное тело, и чувство собственничества завладело им. Ему не хотелось, чтобы кто-то другой прикасался к ней, особенно Симиджин. Ему захотелось знать все о ее жизни с этим человеком.
Торн притянул ее голову к себе на грудь.
— Расскажи мне о своей жизни. Бриттани. Как ты оказалась в доме господина Симиджина?
Ее волосы были завесой ниспадающего черного атласа, и когда она покачала головой, они растеклись вокруг гладкой волной.
— Я не могу говорить об этом, потому что дала клятву молчания. — Она почувствовала боль в сердце, зная, что он никогда не поймет обещания, которое она дала матери.
— Да? А кому ты дала такую клятву? Господину Симиджину?
— Хотя ты и заслуживаешь того, чтобы знать, я многого не могу тебе открыть.
— Если не можешь рассказать мне о своей жизни с господином Симиджином, расскажи что-нибудь о себе.
Его тело было теплым, и она еще теснее прильнула к нему.
