Патриция Кемден - Золотой плен

Ее рука приятно холодила воспаленную кожу. Он закрыл глаза и провел ею по своему лицу. Потерся губами о ладонь, поцеловал каждый палец.

– Как вы все это видите? Наверно, вы дух. Золотая сильфида, призванная соблазнить всех богов. – Он поцеловал ее запястье, прочертил языком линию ее пульса и почувствовал, как затрепетали ее ресницы, а дыхание стало учащенным.

– Полковник...

– Вы сознаете свою красоту? – спросил он хриплым шепотом. Пальцы его скользнули под широкий рукав рубашки и стали поглаживать нежную кожу на внутренней стороне локтевого сгиба. – В вас столько тепла и света, а у меня внутри только холод, Катье, только холод и чернота.

Как же выбраться из паутины его ласк? Греховно сладкие ощущения, граничившие с болью, пронизывали тело. Его руки нашли грудь под тонким полотном, стали осторожно ощупывать соски.

Ей не хватало воздуха. А руки Торна спускались все ниже, обозначили изгиб талии и выпуклость бедер, принялись гладить круговыми движениями се мягкие ягодицы.

– Я только человек. А человеку свойственно испытывать голод...

Он поцеловал ее. Запутался в ее волосах, поддерживая ее затылок. Языком настойчиво обследовал глубины рта. И вдруг порывисто прижал к себе ее бедра, и Катье почувствовала стремительно восстающую мужскую плоть.

Во всем ее теле словно не осталось ни единой косточки, и все ощущения свелись к тянущей боли в низу живота. Она пыталась отвечать на поцелуй, но ее хватило лишь на слабый отзвук в горниле его страсти.

– Полковник, – пролепетала она, задыхаясь и дрожа всем телом. – Прощу вас, полковник...

Голос отказывал ей как и все остальное. Она стояла слишком близко к огню, и таяла, таяла.

– Такой голод... – хрипло повторил он и покрыл жадными поцелуями ее шею.

Как просто было отдаться блаженному обещанию его ласк, долгим изнуряющим поцелуям, от которых дрожали руки, ноги и улетучивались из головы ее мысли.

Как ей этого хотелось! Везде, где он прикасался к ней, ее тело словно оживало и предъявляло свои, неслыханные требования.

– Иди ко мне! – шептал он.

Катье открыла глаза и увидела, что он смотрит выжидательно, полностью сознавая ее отклик. Увидела в его глазах дикий голод, настойчиво требующий утоления.

И очутилась в плену. Чернота у него внутри пугала ее, но из этого плена ей не было выхода. За целую жизнь ей не постичь всех извилин его души, но Боже, Великий Боже, она жаждет его вместе со светом и тьмою. Боится, но жаждет.

– Тори. – Уступая своей и его страсти, она приникла к нему.

– Нет! – выкрикнул он и, больно схватив за плечи, отстранил ее от себя. – О Господи Иисусе, нет! – Бекет закрыл глаза. – Нет, мадам.

Черт, как все болит внутри! Голова кружится, ноги подкашиваются, точно он вертится на неостанавливающейся ярмарочной карусели. Но то, что раскручивается у него внутри, – не карусель, не игра. Он хочет обладать ею.

И не просто обладать, а поглотить ее всю. Словно бы вдруг обнаружил, что пуст внутри и ему необходимо чем-то себя заполнить. До сих пор он считал себя твердым, нерушимым как скала, а вот готов обрушиться, точно земля под натиском огневого вала. Бекет испугался.

Самого себя. Голода, который испытывал от одного вида этой золотой сильфиды. Того, что она все больше и больше значит для него. Никогда, никогда еще не был он так близок к тому, чтобы потерять голову. Ни в сражениях, ни даже в Тимишоаре, черт возьми! Он неохотно разжал пальцы на ее плечах.

– Простите меня, мадам. Я грубый солдат, мне трудно слишком долго находиться наедине с красивой женщиной.

– Полковник, я... – Катье, сгорая со стыда, прикрыла дрожащие губы ладонью. – Боже, что вы, наверно, обо мне думаете! Я... я... – Она вцепилась в свою нижнюю юбку и вспомнила, что Лиз ходит в таком виде перед своим любовником-дьяволом. – Я не такая, как Лиз. Я – не Лиз. – Ее руки лихорадочно натягивали на колени рубашку.

– Нет, – неровным голосом откликнулся Бекет. – Господи Иисусе, нет!

Эти всевидящие глаза, блестящие от непролитых слез, похожие на расплавленное серебро в темноте... невыносимо видеть их боль и сомнения.

Он отвернулся, взъерошил рукой волосы, глубоко вздохнул.

– Мои демоны слишком страшны, мадам. А вы лечите мои раны, и ваша забота выкачивает из меня мою ненависть.

– Это так плохо? – спросила она.

Его овеяло зимним холодом. Душа затягивалась черной пеленой льда, что всегда ограждала его муки, скрывая их от чужих глаз.

– Мне Нужны мои раны, моя ненависть. Кроме них, у меня внутри ничего нет.

– Так в ваших жилах течет не кровь, а ненависть.

Он едва не улыбнулся, но ледяной покров был уже слишком плотным.

– Презренная ненависть воспламеняет вашу душу, словно ведьмино проклятие? Нет! Я не верю.

Он рывком привлек ее к себе, так что их лица почти соприкоснулись.

– Да, черт возьми! Именно так, мадам. Я весь в этой ненависти. Остальное умерло в темнице Тимишоары. Отнимите у меня мою ненависть, мою жажду мести – и ничего не останется, кроме тряпья и гнилой соломы.

– Нет. – Она отодвинулась. – Вы же человек, вы можете освободиться от своих демонов.

– Свобода... Свободу я получу только со смертью Эль-Мюзира. – Бекет знал, что лицо у него сейчас каменное, а глаза ничего не видят, но это уже не имело значения. – Мой демон ждет меня. К нему я еду в Геспер-Об. Вот и все.

Глава X

Чересчур яркие краски вокруг были признаками сна. Он поморщился. Пальцы поскребли каменный пол пещеры и сжались в кулак, но он не чувствовал своей руки. Потому что весь был переполнен запахами влажного весеннего леса в окрестностях Вены.

– Скорей, Бек! – окликнул Кестер, и его небольшая быстрая лошадка вырвалась на поляну. (Бекет смотрел, как младший брат разворачивает ее вспять.) – Ну, пошевеливайтесь!

Бекет засмеялся счастливым смехом.

– Эй, ты, осел!Хватит тебе глотку драть. Так никогда волка не затравишь! – И снова засмеялся– от полноты чувств. Как прекрасно быть молодым и радоваться жизни!

Он притянул к себе темноволосую женщину, что скакала рядом, хотел поцеловать, но она оттолкнула его руки.

– Ты же меня бросил, Бекет. Или забыл? – процедила она сквозь зубы. – Всем уже известно, что гордый английский мальчишка бросил маркизу де Виор.