Аннет Клоу - Колдовское наваждение
Впервые в жизни Эмиль говорил о своей матери. Он рассказывал о потрясающей красоте Талиссии Феррис Шэффер, но поведал и о том, как она отдавалась всем мужчинам, которые встречались на ее пути. Он рассказал, как супружеская измена матери разбила сердце его отцу и как он, оставив свою неверную жену, вернулся на Север, в Бостон, откуда был родом. Он забрал с собою дочь Фрэнсис, которая была много старше Эмиля. Талиссия не любила дочь и не переживала по поводу ее отъезда, а вот маленького Эмиля, безумно любившего мать, отдать категорически отказалась.
Эмиль обожал свою обворожительную, порхающую как бабочка мать, но когда вырос, ему стало стыдно за ее вульгарные речи и кокетливый смех, за их положение в обществе, где уже начали презирать Талиссию. Подростком он жаждал защищать ее честь.
— Защищать такую честь — вот так подвиг, — зло сказал Эмиль и поморщился от грустных воспоминаний. — Ее имя в конечном счете было опозорено. Она становилась старше, и ее красота со временем исчезала. Она стала меньше предъявлять требований к своим любовникам, а потому в ее кровати стали появляться отбросы общества, — презрительно сказал Эмиль. — Она даже дошла до того, что стала затаскивать к себе в постель рабов. Я помню, как она выезжала на плантации и выбирала там себе среди негров самца, который, по ее мнению, лучше всех удовлетворил бы ее инстинкты. И если он не оправдывал ее надежд, его потом долго били кнутом.
Патриция содрогнулась, а Эмиль продолжил:
— Теперь тебе понятно, почему я не святой? Я даже становился на колени и просил мать остановиться…
— Да, но все-таки ты оставил ее, — сказала Патриция.
Эмиль вздохнул, и, улегшись на узкую кровать в каюте, заложил руки за голову.
— Да, я оставил ее, — продолжил Эмиль. — Мне было тогда четырнадцать лет. Я понял, что больше не вынесу этого кошмара. Тот дом, где мы с нею жили, был похож на паутину, а она — на громадного паука в центре. Все, кто попадал в эту паутину, становились ее жертвами. Я ненавидел все это и ненавидел Талиссию, Бог помог мне, и я убежал из дома, сел на корабль и прибыл в Бостон. И если раньше я любил ее, то потом — возненавидел.
Патриция молчала, слушая эту печальную историю, а затем прошептала:
— Я не Талиссия.
Эмиль притянул ее к себе и сказал:
— Я знаю, моя любимая, я знаю. Но когда я ревновал и мучил тебя, то это было частично из-за Талиссии. Мне трудно было поверить в женскую верность.
Патриция улыбнулась и переспросила:
— Что это ты сказал о женской верности? Ведь то же можно сказать и о мужской верности?
Эмиль улыбнулся.
— Что касается мужской верности, то это мало ко мне относится…
— Но я не потерплю твоих измен, — пригрозила Патриция.
Эмиль рассмеялся.
— Не беспокойся, — сказал он и, притянув к себе, нежно поцеловал. — Может, во мне и остались какие-то сумасбродные черты характера Клэя Ферриса, но для Эмиля Шэффера, как и для всех Шэфферов, характерна любовь только к одной женщине. Мне никто не нужен, кроме тебя!
— Эмиль, — хотела было что-то сказать Патриция, но не смогла, так как Эмиль страстно поцеловал ее в губы.
Когда они прибыли в Балтимор, Эмиль должен был посадить Патрицию на поезд. Он телеграфировал отцу о времени прибытия поезда, чтобы тот ее встретил. Сам Эмиль не мог поехать с нею дальше, потому что ему нужно было срочно приступить к выполнению своих военных обязанностей.
Патриция приложила все усилия, чтобы мужественно перенести момент расставания. Безусловно, она чувствовала себя одинокой и напуганной. А еще ей было очень холодно. Она не привыкла к такому холодному ветру, что был на севере. Ветер продувал ее юбки и пробирал до костей. Ей было ужасно от мысли, что в памяти Эмиля она останется с покрасневшим носом, дрожащая от холода и располневшая в талии.
И все-таки при прощании Патриция расплакалась и обняла его. Эмиль тоже нежно обнял ее. Он никогда не думал, что ему так трудно будет расставаться с нею.
— Патриция, я люблю тебя, — прошептал он ей на ухо. — Я больше никого так не любил в своей жизни.
Она еще крепче прижалась к нему и утерла слезы. Вскоре подошел поезд. Эмиль проводил ее в вагон и усадил на свое место. Он ухаживал за нею, как курица-наседка за своим птенцом, и оставался с ней до тех пор, пока проводник не попросил провожающих выйти из вагона.
Не так уж часто доводилось Патриции ездить в поездах, и эта поездка была для нее неприятной. Ей больше по душе были путешествия на пароходах по реке или на кораблях по морю. Даже катание на старой плоскодонной лодке, решила Патриция, было намного лучше поездки в поезде. По крайней мере, лодка шла спокойно и ровно, не дергаясь так, как этот поезд.
Когда поезд прибыл в Бостон, Патриция сошла на платформу и огляделась. Ее била мелкая дрожь, и она была совершенно ошеломлена суматохой и шумом, что царили на вокзале. Казалось, что каждый передвигается здесь почти бегом. В ее родном Новом Орлеане никто так быстро не ходил, да и это было ни к чему. Ее уши коробило от быстрых гнусавых звуков. Люди здесь говорили так быстро и так невнятно, что она могла лишь наполовину разобрать их речь.
Патрицию охватила паника в такой непривычной для нее суматохе. Вдруг кто-то окликнул се:
— Миссис Шэффер?
Патриция быстро повернулась. Перед нею стоял черноволосый, коротко остриженный человек с темными глазами, очень похожими на глаза Эмиля, только без его огня и задора.
— Да, — ответила Патриция. — А вы отец Эмиля?
— Да, — ответил мужчина, и тонкая усмешка коснулась уголков его рта. — Значит, вы — моя невестка?
— Спасибо вам, что пришли меня встретить. Признаюсь, что этот шум совсем напугал меня.
Пожилой человек улыбнулся. Патриция заметила, что печаль мелькнула в его глазах.
— Простите, я что-то не так сказала? — спросила его Патриция.
— Нет, моя дорогая. Ваш голос напомнил мне кое-кого из моего прошлого, — ответил он.
Чувство жалости к этому человеку пронзило Патрицию. Неужели он до сих пор любит свою красивую и неверную южанку-жену?
Прентисс Шэффер — так звали отца Эмиля — быстро вывел Патрицию через здание вокзала к своему экипажу. Кучер уже принес ее багаж. Они сели и отправились в путь. Патриция с чувством облегчения поставила ноги на теплые кирпичи, которые специально для этой цели лежали в экипаже, и выглянула в окно. Все вокруг было покрыто снегом, как белым покрывалом.
Патриция еще никогда не видала такой ослепительной белизны. Она впервые в своей жизни видела снег и была очарована его красотой.
— Я вижу, что вы одеты для жаркого климата, — сказал Прентисс Шэффер. — Завтра вы с Фрэнсис, моей дочерью, сходите и купите себе теплую одежду.
