Анн Голон - Анжелика. Тени и свет Парижа
Наконец, молодая женщина оказалась у сводчатого прохода улицы Сен-Лефрой, которая соединяла крепостную стену Шатле с улицей Сен-Дени и с мостом Менял.
Вокруг сновали прохожие. Анжелика поняла, что она свободна. Точно безумная, она бросилась бежать.
* * *— Тсс! Маркиза Ангелов!.. Осторожно, стой.
Голос Польки остановил Анжелику неподалеку от Нельской башни.
Она оглянулась и заметила проститутку, которая из тени дверного проема подавала ей знаки. Маркиза Ангелов подошла к приятельнице.
— Эх! Бедняжечка моя, — вздохнула девица, — вот мы и встретились! Ты не представляешь себе, что произошло. Хорошо хоть, Красавчик на свободе. Он выбрил себе тонзуру, ну вроде он священник, и сказал на допросе, что был аббатом. А когда его стали перевозить из Шатле в епископальную тюрьму, тут-то он и удрал.
— Почему ты не дала мне подойти к Нельской башне?
— Проклятие! Там же Родогон-Египтянин со всей своей бандой.
Анжелика побледнела как полотно. Полька объяснила:
— Надо было видеть, как они нас вытурили! Даже ни секундочки не дали, чтобы мы могли собрать свои пожитки! Но мне все-таки удалось спасти твой сундучок и твою обезьянку. Они на улице Валь д'Амур[43], в доме, где у Красавчика есть друзья и где он собирается поселить своих девочек.
— А мои дети? — спросила Анжелика.
— Про Весельчака никто не знает, что с ним сталось, — продолжала болтать словоохотливая Полька. — Посадили в тюрьму? Повесили?.. Кто-то говорит, что видел, как его труп сбросили в Сену. А может быть, он удрал в деревню…
— Мне наплевать на Весельчака, — процедила Анжелика сквозь зубы.
Она схватила подругу с такой силой, что ее ногти впились Польке в плечи.
— Где мои малыши?
Полька подняла на Анжелику черные глаза, в которых сквозила растерянность, а потом опустила ресницы.
— Я пыталась, клянусь… но те, другие, были сильнее…
— Где они? — бесцветным голосом повторила Анжелика.
— Их забрал Гнилой Жан… вместе со всеми карапузами, которых он смог найти.
— Он увез их туда… в предместье Сен-Дени?
— Да. То есть он увез одного Флоримона. Не Кантора. Торговец сказал, что Кантор слишком жирный и его невозможно сдавать нищим.
— Что он с ним сделал?
— Он… он его продал… Да, за тридцать су… цыганам. Им были нужны дети, чтобы вырастить из них акробатов.
— А где цыгане?
— Ну я-то откуда знаю? — запротестовала, вырываясь, Полька. — Ты коготки-то убери, кошечка моя, а то ты мне шкурку попортишь… Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?.. Это были цыгане… Они ушли. Ночное сражение отбило у них вкус к битвам. Их нет в Париже.
— Куда они ушли?
— Около двух часов тому назад видели, как они направляются к воротам Сен-Антуан. А я пришла караулить сюда, потому что подумала, что ты здесь непременно появишься. Ты — мать! А матери — они такие, они сквозь стены пройдут…
Анжелика от отчаяния не находила себе места. Ей казалось, что она сходит с ума.
Флоримон там, в лапах этого отвратительного Гнилого Жана, малыш плачет, зовет маму!.. А Кантора и вовсе навсегда увезли неизвестно куда!
— Надо идти за Кантором, — сказала несчастная мать, — возможно, цыгане не успели уйти слишком далеко от Парижа.
— Моя бедная Маркиза, ты потеряла последний разум!
Но Анжелика уже шагала прочь. Полька последовала за товаркой.
— В конце концов, — покорно пробурчала она, — можно и пойти. У меня есть немного денег. А вдруг они согласятся его перепродать…
* * *Дождь лил весь день. Воздух пропитался влагой, пахло осенью. Мокрые мостовые блестели.
По правому берегу Сены подруги вышли из Парижа у Арсенальной набережной. Вдоль горизонта низкое хмурое небо пересекала широкая багровая полоса заката. Наступивший вечер встретил путниц холодным ветром. Жители предместья сообщили, что видели цыган у моста Шарантон. Подруги шли очень быстро. Время от времени Полька пожимала плечами и бранилась, но назад не повернула. Она шагала за Анжеликой с фатализмом, который свойственен людям, привыкшим идти по приказу без остановки по любой дороге, в любую погоду, даже не задумываясь, куда и зачем.
Так они подошли к мосту Шарантон. Уже виднелись костры, разведенные на лугу, чуть в стороне от дороги.
Полька остановилась.
— Это они, — выдохнула она. — Нам повезло.
Женщины двинулись в сторону лагеря. Вне всякого сомнения, табор выбрал это место для привала, привлеченный близостью густой дубовой рощи. Единственным укрытием для цыган в дождливую ночь служили полотнища, натянутые меж ветвей деревьев. Женщины с детьми сидели вокруг огня и жарили на огромном вертеле барана. В стороне паслись худые лошади.
Анжелика с подругой приблизились к лагерю.
— Постарайся их не раздражать, — прошептала Полька. — Ты даже и представить не можешь, какие они злые! Они нас зарежут, как овец, и больше о нас никто и не вспомнит. Дай мне с ними поговорить. Я немного знаю их язык…
Огромный верзила в меховой шапке отошел от костра и направился к незваным гостьям. Те подали условный сигнал, по которому члены воровского братства узнавали друг друга, и мужчина быстро ответил им. Полька принялась объяснять цель визита. Анжелика ничего не понимала из тех фраз, которыми они обменивались. Она пыталась догадаться по лицу цыгана, о чем он думает, но было так темно, что Маркиза Ангелов не смогла различить черты его лица.
Наконец, Полька достала свой кошель; мужчина взвесил его на руке и удалился к костру.
— Он сказал, что ему надо переговорить с людьми из табора.
Женщины ждали, леденея на ветру, который дул с равнины. Той же уверенной и легкой походкой цыган вернулся.
Он что-то коротко сказал.
— Что он говорит? — задыхаясь, спросила Анжелика.
— Он говорит… что они не хотят возвращать ребенка. Они считают его очаровательным и милым. Они его уже полюбили. Они говорят, что довольны «покупкой» и не хотят от нее отказываться.
— Но это невозможно!.. Мне нужен мой ребенок, — закричала Анжелика.
Она сделала движение по направлению к лагерю, но Полька удержала подругу за руку.
Цыган достал шпагу, другие мужчины из табора уже спешили ему на помощь.
Проститутка потащила растерянную мать к дороге.
— Ты сумасшедшая!.. Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?
— Это невозможно, — твердила Анжелика. — Надо что-то предпринять. Они не могут увезти Кантора далеко… далеко…
— Да не изводи ты себя так, это жизнь! Не сегодня, так завтра, но дети уходят… Чуть раньше, чуть позже — все едино. У меня тоже были дети! Думаешь, я знаю, где они теперь? И мне это не мешает жить!
