Карен Монинг - За горным туманом
«Я не такая!» сердито запротестовала она.
Он хрипло засмеялся. «У тебя чудесное чувство юмора и ты часто смеёшься, но иногда ты бываешь печальной». Он придавил её своим телом и посмотрел на неё тёмными, чуть прикрытыми глазами. Эдриен резко дёрнула головой, тщетно пытаясь сдвинуть его палец со своего подбородка и избежать его проникающего прямо в душу взгляда.
Он крепко сжал её лицо обеими ладонями. «Ты своенравная женщина, и я хотел бы быть средоточием страсти столь волевой женщины. Я хотел бы, чтобы ты одаривала меня своим доверием и преданностью так же настойчиво, как отказываешь мне в этом. Я зрелый мужчина, Эдриен. Я буду терпеливым, пока добиваюсь тебя – но знай, тебя я добьюсь».
Эдриен с трудом сглотнула. Чёрт бы его побрал с его словами!
Не только добьюсь тебя, милая – я завоюю тебя всю целиком, добавил Ястреб в глубине своего сердца. Но он не мог сказать это вслух, пока ещё нет.
Не когда она смотрела на него широко раскрытыми глазами, её нижняя губа дрожала совсем чуть-чуть, но достаточно. Достаточно для того, чтобы дать ему надежду. «Я покажу тебе, что одной жизни не достаточно для всего того наслаждения, что я могу доставить тебе, милая», пообещал он.
Эдриен закрыла глаза, желая увидеть его в аду или ещё ниже. «Где Оливия?», спросила она с закрытыми глазами.
«Свалилась со скалы, если боги улыбнулись мне», сухо ответил Хоук.
Эдриен открыла глаза и сморщила свой носик, вглядываясь в него. Она, правда, увидела искорку улыбки в его мрачном взгляде? В гневе Хоук был убийственным, но она была на чеку с вспышками его ярости. Но поддразнивающий Хоук мог легко проскользнуть сквозь её щиты.
«Или, если я совсем везучий, а боги – снисходительны, она заблудилась прямо в руки Адама, и его ударило той же молнией, что ударила меня, когда я тебя увидел. Разве это не решило бы мои проблемы?»
Уголок её рта дёрнулся.
«О, нет. А вот так. Она заблудилась в лесу и там её спутали с одной из своих – злобных банши – и она больше никогда не вернётся».
Эдриен засмеялась и была тут же награждена одной из сногсшибательных улыбок Ястреба.
Он заставлял её таять, обезоруживая её оборону. И это было так хорошо.
Более серьёзно он добавил, «Я велел охране проследить, чтобы Оливия отправилась в путь, как только её лошади достаточно отдохнут для этого».
Настроение Эдриен заметно приподнялось от его слов.
«Эдриен». Он вдохнул её имя, как насыщенный портвейн, богатый и сладкий. «Только ты…»
«Остановись!»
«Внезапно его настроение сменилось с подвижностью ртути. «Я хочу взять тебя с собой кое-куда. Идём, милая. Дай мне эту ночь, чтобы я показал тебе, какой я есть в действительности. Это всё, чего я прошу».
Разум Эдриен разрывался от крика в оглушительном нет…но, может быть, это было не так уж опасно. Позволь мне показать тебе, кто я на самом деле…как интригующе.
Ты имеешь ввиду ещё что-то кроме того, что ты невыносимо красив?
Но что плохого может быть в разговоре?
«Что плохого может быть в разговоре, Эдриен?»
Эдриен моргнула. Он должно быть выдернул слова прямо из её головы.
«Посмотри, Эдриен, луна выплывает, выглядывая из-за рябин». Указал Ястреб, и её глаза последовали взглядом. По изогнутой линии от мускулистого плеча до сильной кисти его руки к светящейся вдали луне.
«Холодный серебряный шар, что царит в ночной тиши», задумчиво прошептал Хоук. «Рискну предположить, ты мало спишь в такие ночи, как эта, милая, когда буря наступает, грозясь прорваться сквозь хрупкую ночь. Ты чувствуешь это? Как будто сам воздух пронизан напряжением? Нависшая буря всегда будила беспокойность во мне».
Эдриен чувствовала как слабеет от каждого его слова, отвлечённая его очаровательным говором.
«Эту беспокойность я чувствую и в тебе тоже. Идём со мной, Эдриен. Ты точно не заснёшь, если вернёшься сейчас в замок».
Ястреб стоял, протянув руку, глядя на неё с обещанием в своих глазах. Не прикасаясь к ней, просто ожидая её решения, её согласия – хотя бы на прогулку с ним. Его дыхание было неглубоким от ожидания. Её пальцы нерешительно дрогнули под теплом его улыбающихся глаз – глаз с крохотными линиями у внешних уголков. У Эберхарда не было ни одной морщинки. Она никогда больше не сможет поверить мужчине, у которого нет хотя бы пары морщинок вокруг глаз. Он не достаточно жил и смеялся, если у него нет хотя бы нескольких отметин об этом. Как же она умудрилась не заметить тонкие линии жизни на лице Ястреба?
«Подари себе это мгновение, милая», хрипло выдохнул он. «Попытайся».
Рука Эдриен скользнула словно шелест в его руку и она почувствовала как он вздрогнул от этого соприкосновения. Его эбеновые глаза загорелись, и она ощутила изысканное ощущение его сильных пальцев, соединившихся с её собственными. Он качнулся вперёд, и она почувствовала лёгкое прикосновение его губ, скользнувших по её щеке, непроизнесённое спасибо за возможность не принуждать её к этому.
«Я часто гулял здесь, когда был мальчишкой…» Он взял её руку и потянул к западу, подальше от рябин и края леса.
Расскажи ей о себе, думал он. О мальчишке, каким ты был, пока не вырос. О том, кем ты не ожидал стать, когда вернулся. Но главным образом – заставь её полюбить тебя, прежде чем она узнает, кем ты был в промежутке между этим. Любви могло быть и недостаточно, чтобы заставить её понять, но по крайней мере есть шанс.
Они разговаривали и бродили по лесу, пока Ястреб плёл кружево диких историй о своей детской горячности и бесстрашии, и её смех улетал с мягким бризом. Они сели у края скалы и кидали камешки в прибой, бодрящий солёный воздух трепал её серебристо-белокурые локоны, спутывая их с шелком его волос цвета воронового крыла. Он показал ей, где он повесил гамак, прямо по ту сторону обрыва и вниз на расстоянии человеческого роста, он заставил смеяться над тем, как он бывало прятался там от Лидии. Лёжа на спине, сложив руки за головой, он мог любоваться морем и мечтать, пока его мать часами прочесывала двор замка, требуя своим мелодичным голосом, чтобы он вернулся.
Эдриен рассказала ему про монахинь и душные улицы Нового Орлеана, ей даже пришлось назвать город так, как это сделали местные жители раз или два. Н’Оулинс. И он слушал её и не ворчал о том, что она верит в подобные фантазии. То ли он верил в то, что она плела небылицы, то ли как-то уместил её рассказ в окружение шестнадцатого столетия, она не знала. Всё, что она действительно знала было то, что он слушал её так, как до этого не слушал ни один мужчина. Она рассказала ему о Марии Лево, королеве Вуду, и Жане Лафите, известном пирате, и о огромных плантациях, что некогда стояли с огромными домами, и о звуках и запахах улицы Бурбон. Когда она заговорила о джазе, будучи страстной поклонницей проникновенного пения саксофона, трубного звука медных горнов, её глаза стали таинственными и насыщенными от чувственного пробуждения, и он обнаружил, что мог почти поверить, что она из другого времени. И несомненно с другой земли.
