Вирджиния Хенли - Дракон и сокровище
— Поймите, ваше высокопреосвященство, — продолжала между тем Бренда, — мне почти никогда не удается получить удовлетворение от… соития с мужчиной. Поэтому я вверглась в грех блуда…
В темноте исповедальни лицо Питера де Роша расплылось в похотливой улыбке.
— Дитя мое, я знаю, как тебе помочь! Ведь я — орудие в руках Божиих! И я дам тебе то, к чему ты так стремишься! Сейчас я отворю нижнюю дверь исповедальни, и ты войдешь ко мне!
Услышав щелчок отпираемой двери, Бренда не колеблясь поднялась со скамьи и приблизилась к его высокопреосвященству. Тело ее охватило сладостное предчувствие чего-то небывалого.
Епископ приподнял край своих священнических одежд, благоухавших ладаном, и обнажил огромный возбужденный член.
— Душа твоя исполнится благодати, даруемой Духом Святым! — снова пообещал он, поглаживая толстыми пальцами грудь Бренды.
Питер де Рош поднес к лицу девушки свой перстень, где в углублении под огромным рубином белел какой-то порошок.
— Вдохни это божественное снадобье, — велел он ей, одновременно лаская другой рукой преддверие ее лона. — И слизни остатки языком. Не бойся, этот порошок не причинит тебе никакого вреда. Он лишь распалит твою страсть. Ведь это — любовное зелье!
Бренда повиновалась. Тело ее было охвачено сладостной истомой, сердце гулко, радостно билось. Женским чутьем она угадала, что объятия его высокопреосвященства епископа Винчестерского сулят ей небывалое блаженство.
— Сожми его зубами, чтобы унять крики, когда я овладею тобой! — сказал епископ, протягивая ей пурпурный мешочек с сухими благовониями.
Бренда почувствовала, как Питер де Рош нанес священное миро на самые интимные участки ее тела, а затем ввел в ее лоно член. При этом он с неожиданным искусством и умением использовал огромный гладко отшлифованный рубин, который украшал его перстень, для дополнительной стимуляции девушки. Бренда, как ни старалась, не смогла заглушить с помощью пурпурного мешочка страстные хриплые крики, рвавшиеся из ее груди.
Его высокопреосвященству не потребовалось много времени, чтобы доставить Бренде желаемое удовлетворение и получить его самому. Он отстранился от девушки, тяжело отдуваясь. Ее экстаз был настолько силен, что она едва не лишилась сознания.
Да, этот святой человек говорил правду! Он действительно явился проводником воли Божией! Бренда чувствовала себя так, словно только что побывала в раю.
— Ты будешь подобным же образом воспарять на небеса во время каждой нашей с тобой встречи! — пообещал Питер де Рош.
— Каждый раз? — прерывавшимся от восторга голосом переспросила Бренда.
Его высокопреосвященство кивнул и милостиво улыбнулся ей. Он знал, что отныне она будет предана ему душой и телом. Эта маленькая потаскушка сделает все, абсолютно все, что он велит ей!
11
Как всегда, во время своего пребывания в Лондоне Уильям Маршал жил в Дарем-хаус, стоявшем на берегу Темзы чуть выше Уайтхолла. Здание с его обширным двором, просторными помещениями для рыцарей и оруженосцев, конюшней, погребами и прочими службами производило внушительное впечатление.
Уильям только что встречался с несколькими баронами. Все они кипели от негодования по поводу расточительности юного короля. Еще так недавно Генрих обещал не предпринимать ничего без согласия Совета, теперь же он принялся раздавать земли и титулы с невиданной щедростью. Представители знатных семейств Англии чувствовали себя униженными, а свои права и привилегии — попранными и растоптанными в угоду алчным иноземцам. Похоже, собственные подданные в его представлении годились лишь на то, чтобы, снося бесчисленные обиды, пополнять королевскую казну.
Солнце давно близилось к закату, когда оруженосец помог Маршалу спешиться и поднес ему кубок эля. Войдя в просторный холл, Уильям снял кольчугу и провел ладонью по волосам.
— Сегодня мне должна нанести визит одна леди, — сказал он Уолтеру. — Когда она прибудет, проведи ее ко мне.
Погрузившись в теплую воду, которую слуги налили в просторную деревянную лохань, Уильям вспомнил, что не был близок с женщиной со времен окончания валлийской кампании короля. Встретившись с повзрослевшей Элинор, он поспешил избавиться от своей метрессы, выдав ее замуж за богатого золотых дел мастера. Похоже, в этом он проявил чрезмерную торопливость. Ведь страсть, которую внушала ему юная графиня Пембрук, не могла быть утолена в ее объятиях.
Он вспомнил, какой предстала юная принцесса перед его взором в тот незабываемый день, — она показалась ему похожей на редкую птицу, прилетевшую из-за моря. Он снова увидел, как она сошла с палубы барки в своем ярко-алом платье, и волна желания захлестнула его сильное тело. Уильям выругался и тряхнул головой. Всякое воспоминание об Элинор приводило его в состояние неистового возбуждения.
Элинор сидела в своей спальне, глядя в окно невидящим взором. Она изо всех сил старалась сдержать слезы. Мало того что неприкосновенность ее жилища была грубо нарушена королевой, теперь та организовала против нее кампанию травли и насмешек!
Королева являлась в ее покои когда хотела — не только для того, чтобы унизить Элинор, но и горя желанием сравнить убранство комнат золовки со своими собственными апартаментами. К счастью, королевские покои, которые Генрих велел заново отделать в своих любимых зелено-золотистых тонах, пришлись весьма по душе супруге монарха, и она не стала посягать на комнаты Элинор Маршал.
Но присутствие этой надменной, завистливой женщины, как и ее многочисленной родни, вконец отравило жизнь Элинор. О, эти ненавистные савойяры… эти кузены и дядюшки… эти иностранцы!
Однажды Элинор не смогла больше сдерживать свой гнев и произнесла в адрес непрошеных гостей пару колкостей, которые не ускользнули от слуха королевы. Та прошептала что-то на ухо своему дяде, Питеру Савойскому, которому Генрих не так давно пожаловал титул графа Ричмонда. Питер, хихикая, склонился к уху одного из своих братьев, по-видимому, повторил ему слова Элинор Провансальской. С того дня стоило Элинор Маршал оказаться среди приближенных королевы, как те начинали перешептываться, выразительно округляя глаза, и посмеиваться над ней. Элинор потребовала от Бренды, чтобы та рассказала ей, что говорят за ее спиной ненавистные савойяры!
— О, не спрашивайте меня, миледи! — взмолилась девушка. — Ведь королева завидует вам самой черной завистью! Одна из ее камеристок сказала мне по секрету, что ее величество злится, потому что ваши платья богаче и наряднее, чем все ее туалеты. Королева потребовала от его величества, чтобы ко двору были приглашены французские портные. Она рассчитывает, что сшитые ими наряды затмят ваши!
