Барбара Картленд - Я люблю другого
«Я совершенно одна», – подумалось ей.
Потом внезапно у нее по щекам потекли слезы, и все накопленное за последнее время горе и переживания вдруг безудержно выплеснулись наружу.
В те бесконечные долгие ночные часы Николас казался ей неописуемо грозным, но когда утром она быстро сбежала по лестнице парадного крыльца вниз, к тому месту, где он ожидал ее в своем автомобиле, Фенела удивилась, что ей в голову могла прийти столь абсурдная мысль.
Николас улыбнулся ей, и Фенеле определенно почудилось что-то мальчишеское и доверительное в его улыбке, в том жесте, каким он протянул ей руку для приветствия.
– Вот здорово! Вы единственная женщина из тех, которых я когда-либо встречал в своей жизни, способная и в самом деле одеться за каких-нибудь пятнадцать минут. А я уже мысленно подготовил себя к тому, что придется ждать по меньшей мере еще полчаса.
Фенела рассмеялась.
– Полагаю, что у тех женщин, с которыми вы прежде были знакомы, проблем было гораздо больше, – ответила она. – А у меня никогда не было в достатке времени для того, чтобы прихорашиваться у зеркала.
– Думаю, вы просто напрашиваетесь на комплимент, – проговорил Николас, – поэтому я с вами не играю.
– Вовсе нет, просто так получилось, – ответила ему Фенела, – но я и не жду, что вы мне поверите.
– Я буду верить вам всегда, – проговорил Николас, внезапно посерьезнев. – До сих пор я знал вас как самого честного человека.
– Благодарю вас, – ответила Фенела.
Пока автомобиль выруливал на главную дорогу, Фенела и Николас хранили молчание.
Стоял теплый солнечный день; порыв ветра разметал волосы Фенелы и сдул их с ее лба. И у нее возникло чувство, будто бы ветер унес заодно и множество страхов и тревог, которые переполняли ее разум.
«И что я так беспокоюсь? – спросила она себя. – Теперь о нас позаботится Николас; и останется только Саймон, который вполне в состоянии побеспокоиться о себе сам».
Ей было просто удивительно, что они сначала строили планы о своей будущей жизни, а затем с легким сердцем решили, что пусть все в будущем станет так, как сложится само собой. Не отдавая себе в том отчета, Фенела вдруг стала думать вслух.
– Вы просто фантастически добры, Николас. И я рада этому, на самом деле очень рада.
– Что же такого я сейчас сделал? – спросил он.
Фенела поняла, что ее фраза, произнесенная вслух, для него звучала абсолютно бессмысленно.
– Все, что вы сделали по отношению ко мне, говорит об этом, – ответила она неопределенно.
– Я еще даже и не начинал, – проговорил Николас. – Я хочу быть добрым по отношению к вам, но вы, Фенела, обязательно должны помочь мне в этом. Я уже говорил вам о том, что у меня нет совершенно никакого опыта в общении с женщинами.
– Неужели вы никогда не влюблялись?
– Влюблялся однажды. Мне было тогда девятнадцать, а той женщине – двадцать восемь.
– И она не захотела выйти за вас замуж?
– В то время она уже была замужем. Эта женщина сделала меня очень счастливым и в то же время принесла мне огромное разочарование. Я уверен, что все это было, конечно, очень познавательно, но я бы предпочел, чтобы этот мой опыт больше уже никогда не повторялся.
– Ни с кем? – спросила Фенела.
– Ни с кем, – ответил Николас. – Как вы можете сами догадаться, война помешала мне проявлять большую активность в общении с другими людьми.
– Разумеется, – мягко проговорила Фенела.
Мысли о ранах, которые причиняли боль Николасу, всегда вызывали в ней чувство глубокого сострадания.
Внезапно Николас притормозил автомобиль.
– Там мой агент! – воскликнул он. – Вы не будете против, если я перекинусь с ним парой слов?
Какой-то мужчина на огромной жилистой лошади во весь опор мчался за ними вдоль дороги.
– Доброе утро, Николас, – сказал он. – Примите мои поздравления. Ваша мать сообщила мне эту новость сегодня рано утром по телефону.
– Благодарю вас, Чарлз. Полагаю, вы незнакомы с моей супругой, – ответил ему Николас. – Фенела, это Чарлз Карстерс. Он следит за состоянием дел в имении, поэтому, наверное, оно и находится в таком превосходном состоянии.
– Спасибо за добрые слова.
Чарлз Карстерс спешился и поздоровался за руку с Фенелой. Это был мужчина примерно пятидесяти лет, с обветренным лицом и энергичными манерами, чем сразу же понравился Фенеле.
– Как-нибудь вечером вы, Николас, обязательно должны зайти к нам в гости вместе со своей женой. У меня в укромном месте припасено нечто особенное, что было бы не грех выпить за ваше здоровье.
– Мы обязательно зайдем, – пообещал ему Николас, – и, кстати, не говорила ли вам моя мать, послала она грузовичок в Фор-Гейблз за вещами?
– Да, говорила – грузовичок будет в Фор-Гейблз где-то около полудня.
– Хорошо.
– Между прочим, леди Коулби, – проговорил Чарлз Карстерс, обращаясь к Фенеле, – если вы захотите сдать Фор-Гейблз в аренду, дайте мне знать – смею заверить вас, что смог бы подыскать вам кого-нибудь, но, как я понимаю, вы закрываете свою усадьбу немедленно?
– Я думаю, что лучше всего отложить этот разговор до тех пор, пока у нас не появятся совершенно определенные планы на будущее. Но я обязательно сообщу о вашем предложении своему отцу, когда встречусь с ним сегодня утром.
Я слышал, майор Рэнсом нашел себе помещение для постоя на той стороне деревни, – продолжал Карстерс. – Его пустил к себе фермер по фамилии Скотт. Сочувствую, что вам пришлось на какое-то время пустить его для постоя в свою усадьбу, – добавил он. – Я знаю Рекса Рэнсома еще с тех пор, как он был мальчишкой, и этот парень всегда был форменным прохвостом, особенно когда дело касалось женщин.
Фенела тихо вздохнула, на мгновение потеряв дар речи, но прежде, чем она собралась с мыслями, она почувствовала, как рука Николаса легла на ее руку. По той силе, с которой он сжал ее пальцы, Фенела поняла, что он предостерегает ее от ответа на реплику Чарлза Карстерса.
– Мы должны ехать, Чарлз, – проговорил Николас. – Полагаю, мы еще увидимся этим вечером.
– Я буду в Уэтерби-Корт, – ответил Чарлз Карстерс и поднял свой хлыст, прощаясь с ними, когда автомобиль покатил по дороге.
Фенела хранила молчание всю оставшуюся дорогу до тех пор, пока они не въехали в ворота Фор-Гейблз. И тут у нее буквально вырвалось:
– На каком основании он говорил так о Рэнсоме?
– Боюсь, он выражал мнение лишь части местных обывателей, – ответил ей Николас. Он говорил медленно, по-видимому тщательно подбирая нужные слова.
– Ну, мы-то знаем истинную цену этому мнению, – презрительно проговорила Фенела.
– Это точно.
И по какому такому праву люди могут говорить о других такие вещи, когда они даже не подозревают, не имеют ни малейшего представления о том, какие страдания перенес человек? – произнесла Фенела вслух.
