Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга вторая
Та немного смущенно пробормотала, что, к сожалению, не может сейчас сообщить, кто будущий муж ее дочери, ведь вдруг все расстроится.
Но мадемуазель Аламбер тут же успокоила свою собеседницу:
— Поступайте, Франсуаза, как считаете нужным, как будет лучше вашей дочери. Ведь я всем сердцем болею за Колетту и очень рада еесчастью.
— Я бы попросила вас, дорогая, — баронесса наклонила голову на бок, как бы желая лучше расслышать ответ, — сопровождать меня в этой поездке.
— Я согласна, — воскликнула Констанция, — но к чему такие церемонии?
— Дело в том, — замялась баронесса, — что Колетта в последнее время не доверяет мне.
— С чего вы это взяли?
— Я чувствую.
— Чувства иногда обманывают.
— Но только не сердце матери. Она что-то хочет скрыть от меня.
— Но ведь и вы же, баронесса, скрываете от нее имя будущего мужа.
— Я ей еще не говорила о замужестве. Констанция усмехнулась.
— Если думаете, что стены пансиона — такое большое препятствие, что через него не смогут пробраться даже слухи, то вызаблуждаетесь.
— Я вам так благодарна! — воскликнула мадам Дю-амель. — Ведь Колетта столько говорит о вас, всегда вспоминает, просит передать приветы.
Констанция задумалась. Что-то последнее время баронесса не такуж часто передавала ей приветы от Ко-летты. Значит, одно из двух — либо приветов не было, либо баронесса не так уж часто навещала своюдочь, занятая какими-нибудь делами.
— Так завтра? — напомнила Констация.
— Да, да, дорогая. Вы так любезны, Колетта будет так рада! — баронесса продолжала щебетать, направляясь к выходу.
У Констанции уже началась головная боль от этого назойливогоголоса, и она с облегчением вздохнула, когда выпроводила свою гостью.
«Завтра так завтра, — довольно равнодушно подумала она и тут же решила. — Нужно сделать Колетте какой-нибудь ненавязчивый подарок. Ведь попасть из пансиона в большую жизнь, значило освободиться. А чтобы лучше всего почувствовать свободу, нужно пойти в оперу».
Во всяком случае, так решила Констанция.
С утра мадам Дюамель заехала к Констанции и они вместе отправились в загородный пансион, где воспитывалась Колетта.
Лишь только карета въехала за ограду пансиона, как тут же среди воспитанниц пронесся слух: «Колетта выходит замуж!» Кто так решил и почему, было непонятно, но, наверное, среди девушек бытовало проверенное опытом мнение: если за кем-то приехали, значит она выходит замуж.
И уже когда баронесса Дюамель и мадам Аламбер шли по галерее, в другом ее конце послышались торопливые шаги — это Колетта спешила навстречу матери.
— Мама! — крикнула она, бросаясь баронессе на шею.
Та прижала к себе дочь и поцеловала ее в щеку.
— Мама, ты приехала забрать меня отсюда навсегда? — спрашивала Колетта.
— Да, дорогая моя.
Впопыхах девушка не обратила внимания на Констанцию, которая держалась в стороне, да к тому же ее лицо закрывала плотная вуаль.
— Ты приехала забрать меня? — не унималась Колетта.
— Да, сегодня же едем отсюда.
— А когда?
— Сейчас.
— Мама, я так счастлива!
— Ты что, дорогая, не узнаешь мадемуазель Аламбер?
Колетта только сейчас догадалась обернуться и посмотрела на Констанцию. Та легким движением рук отбросила с лица вуаль и раскрыла объятия.
— Колетта, дай я тебя обниму! Девушка кинулась к своей родственнице и тут же устыдилась подобного порыва.
— О, да ты стала уже взрослой, — сказала Констанция, не покривив душой.
Колетта и в самом деле вытянулась и если бы не скромный наряд воспитанницы пансиона, ее вполне можно было бы демонстрировать в высшем обществе.
— Ой, простите, мадемуазель, — сказала Колетта, — я сразу не узнала вас, так была обрадована встрече с матерью.
— Ничего, ничего, я прекрасно понимаю твое волнение.
Наконец-то за своей воспитанницей подоспела управляющая пансиона. Она подошла к мадам Дюамель и отвела ее в сторону.Женщины выясняли детали сегодняшнего отъезда, а Колетта, то и дело оглядываясь на мать, быстро зашептала:
— Мадемуазель Аламбер, скажите, а это правда, что меня отдают замуж?
— С чего ты взяла?
— Так все говорят.
— Но ведь мать тебе еще ничего не говорила.
— Об этом всегда молчат до самого последнего дня, — Колетта вновь обернулась, чтобы удостовериться, занята ли мать разговоромс управляющей или освободилась. — Так это правда или нет?
В глазах девушки была мольба. Констанции и самой не хотелосьпризнавать, что ей известно далеко не все. Она напустила на себя осведомленный вид и многозначительно произнесла:
— Ну, в общем-то да, правда, я не могу всего сказать…
— Так это правда! — закричала Колетт и от радости даже запрыгала.
Мать на мгновение прервала разговор с управительницей и строго посмотрела на дочь. Та тут же присмирела и лишь только мать отвлеклась, она привстала на цыпочки и зашептала на ухо Констанции:
— Ну скажите, мадемуазель Аламбер, я умоляю вас! Я просто сгораю от любопытства!
— Я бы и рада тебе сказать, но я не знаю сама, — Констанция развела руки.
— Да нет же, вы знаете! Вы все просто сговорились против меня, наверное, он просто урод! — и лицо девушки сделалось плаксивым.
— Да нет же, дорогая моя, я в самом деле ничего не знаю.
— Но почему, вы же не просто так приехали вместе с моей матерью?
— Поверь мне, — Констанция взяла девушку за плечи и заглянула ей в глаза, — я бы обязательно сказала, кто твой будущий муж, если бы знала.
— Но ведь вы приехали вместе.
— Твоя мать держит это пока в секрете и никому не говорит о твоем будущем муже. Надеюсь, это будет достойный человек, молодой и красивый, — на губах Констанции появилась улыбка, призванная приободрить Колетту.
А та и в самом деле была вне себя от любопытства, ей не терпелось узнать, что ждет ее впереди, кто ее будущий муж. У нее и в мыслях не было противиться матери. Жизнь в пансионе настолько опротивела девушке, что она была готова на любого мужа, лишь бы он не был последним уродом и калекой.
Это так позабавило Констанцию, что она рассмеялась.
— Да успокойся же ты, дорогая, вот сейчас освободится твоя мать, может быть, скажет тебе, если ты ее хорошенько попросишь.
— Она не скажет, — зажмурилась Колетта, — я ее хорошо знаю.
— Значит, в этом есть какой-то смысл, — пробовала оправдать мадам Дюамель Констанция.
— Ну почему? — недоумевала Колетта. — Ведь это же ничего не изменит, я же не собираюсь ей противиться.
Неизвестно, как далеко зашел бы этот разговор, и может быть, Констанция, вспылив, сказала бы, наконец, что с подобными расспросами следует приставать не к ней, а к мадам Дюамель, но Франсуаза уже освободилась и заспешила к дочери.
