Сандра Браун - Другая заря
— Я хочу поговорить с тобой.
Бэннер повернулась к нему. Такой ярости она не испытывала за все восемнадцать лет жизни.
— Я не желаю с тобой разговаривать. По крайней мере до тех пор, пока не успокоюсь. Иначе скажу такое, чего лучше не говорить.
— Что, например?
— Ты ведешь себя как задира с дурным характером.
— Это у меня дурной характер?
— Да.
— Ну ты тоже не можешь похвастаться своим, мисс Коулмен.
— Да, и у меня были причины злиться много раз за эти две недели. Тебе все не по вкусу: как я одеваюсь, как причесываюсь. Абсолютно все. Ты вечно зол и недоволен, когда приходишь на завтрак и на ужин. Я устала. Ты бесконечно ворчишь над тарелкой, даже избегаешь говорить со мной во время еды.
— Еще что-то? — прорычал он.
— Да. Я бы очень тебя просила не совать нос в мою личную жизнь. Это не твое дело! — Она повернулась и раздраженно направилась в дом.
Джейк следовал по пятам за ней и ногой откинул дверь, которую она пыталась закрыть у него перед носом.
— Я, черт побери, уверен, что это мое дело, когда ковбой вроде Рэнди лапает тебя. Я обещал Россу, что…
— Лапает меня? Он вынимал гусеницу.
— И делал это чертовски долго! — заорал он. — А почему ты тогда визжала?
— Я испугалась.
— Да, и меня испугала до смерти. Я не знал, что он с тобой вытворяет. Что я должен был думать?
— Это мое дело. Ты вообще ни о чем не должен думать.
— Значит, если ты вот так закричишь среди ночи, мне следует перевернуться на другой бок и продолжать спать, да?
Весь ее вид выражал презрение: ну до чего бестолковый осел!
— Так у меня же гусеница ползла по спине.
— Ну и зачем кричать? Я помню, как ты играла с гусеницами, мышами, червями и бог знает с чем.
Она, едва сдерживаясь, помолчала и набрала побольше воздуха. Может, это помогло Бэннер прийти в себя, но не Джейку. Он смотрел на ее вздымающуюся рубашку.
— Я изменилась с тех пор, когда играла с гусеницами. Ему никак не удавалось оторвать глаза от ее груди, поэтому пришлось согласиться, что это правда. Но Джейк был еще слишком взбешен.
— Ну что ж, в следующий раз, когда по тебе будет ползать гусеница, просто позови меня, и я ее выну.
— А чем ты отличаешься от Рэнди или кого-то еще?
— Я не открываю рот, когда ты появляешься в поле зрения, вот чем.
— Да это какое-то безумие, — удивилась Бэннер. — Они же не делают ничего такого.
— Не делают?. — : Джейк ткнул в; нее пальцем. — Я тебя предупреждал насчет этих тесных штанов и того, как ты выставляешься в них перед мужчинами.
— Выставляюсь! — Она отвела его палец в сторону.
— Да, выставляешься. — Джейк снял кожаные рабочие перчатки, швырнул их на пол. Шляпа его полетела следом. — Ты расхаживаешь, как королева, заводя их до…
— Я не расхаживаю. — Бэннер четко выговаривала каждое слово. — И никого, не завожу.
— Черта с два не заводишь!
— Я ношу штаны, потому что в них удобно работать на ранчо.
Он наклонился к ней и прошептал:
— Разве тебе не доставляет удовольствия знать, что все мужчины вокруг хотят тебя?
Бэннер сжалась, как будто Джейк ударил ее, и побледнела. Так вот что, оказывается, он подозревает? Неужели Джейк думает, что с тех пор, как она столь бесстыдно попросила его заняться с ней любовью, она готова сделать это с любым другим?
— Нет! — Девушка чуть не разрыдалась.
— Нет?
— Нет!
— Ну что ж, тогда советую тебе изменить свое поведение и держаться так, как подобает женщине. В следующий раз меня может не оказаться рядом, и я не смогу помешать Рэнди исполнить то, о чем ты попросишь его.
— О чем же, Джейк Лэнгстон? О чем я попрошу?
— Вот об этом.
Он потянулся к ней, прижал к себе так сильно, что почти выдавил воздух из легких. Их тела соединились, и Джейк впился в нее жадным ртом. Все чувства, которые бурлили внутри, прорвались уже не как гнев, а как страсть. Утопив руки в волосах Бэннер, он грубо наклонил ее голову набок, чтобы было удобнее целовать, язык прорвался сквозь губы и погрузился внутрь.
Злость Бэннер сменилась смущением. Что делать? Сопротивляться? И тем самым убедить его, что она вовсе не жаждет мужского прикосновения, в чем Джейк сейчас обвинял ее? Или подчиниться? Подчиниться этому сладкому насилию его языка?
Так вот чего она действительно хотела. Хотела потеряться в этом властном объятии. Вкушать поцелуи, смаковать чувства, захлестнувшие тело, как бурные потоки после весенних дождей.
Но выбора у нее не было. Ни о чем уже не думая, Бэннер отвечала ему. Ее руки обхватили его талию, потом скользнули по широкой спине, и все десять пальцев впились в мускулистое тело под рубашкой и жилетом.
Джейк застонал, его язык все нежнее входил в ее рот. Одной рукой он отвел назад волосы Бэннер, потом рука спустилась вниз по стройной спине до талии и замерла на изгибе бедер, которые так искушали и дразнили его все эти дни. Он стиснул их и притянул к себе.
Бэннер почувствовала, что желание Джейка созрело, и из самых глубин ее вырвался стон. Она не оттолкнула Джейка, а сильнее прильнула к нему. Бэннер уже ничего не стыдилась. Восторг поцелуя как бы смыл стыд, будто она вообще никогда не знала, что это такое. Она обхватила его за шею и притянула ближе к себе.
Джейк тоже не помнил себя. Красная ярость, пылающая и сжигавшая его лишь несколько минут назад, сменилась огнем неукротимого желания.
Ее рот, о Боже, ее рот! Снова и снова его язык погружался в сладкие тайные глубины, Джейк много раз набрасывался на него, но все равно ощущал голод.
А груди Бэннер, полные и зрелые, упирались ему в грудь. Да-да, он помнил то ощущение, когда держал их в руках. Они заполняли ладони целиком, нет, они больше его ладоней! Мягкая ткань ночной рубашки скользила по коже Бэннер, когда Джейк сжимал ее грудь. А большими пальцами он ласкал ее соски, и они отвечали, такие милые, твердые и маленькие.
Но Джейк не посмел тогда снять с Бэннер ночную рубашку. И не видел ее грудь, но так хотел! Только об этом он сейчас и думал, когда его язык крутился у нее во рту и сталкивался с кончиком ее языка. Как она выглядит? Какая на вкус? Что чувствует?
Где-то внизу живота разливалась истома. Он терся бедрами о Бэннер в тщетном усилии оказаться еще ближе. Боже, Джейк отдал бы все, чтобы оказаться в том шелковистом канале, который словно перчатка обхватывал его!
Со стоном он оторвался от губ девушки и уткнулся лицом в ее шею. Джейк молил Бога, чтобы воспоминания оставили его. Тогда он отпустил бы Бэннер и никогда больше не допускал и мысли о том, чего жаждало его тело.
Джейк живо вспомнил тот момент, когда вошел в нее. Он сокрушался, что придется причинить ей боль, но даже это не уменьшало восхищения и восторга, охвативших его в тот миг, когда она приняла его в себя.
