Невеста Сфинкса - Наталия Орбенина
Поэтому она тоже скучала и откровенно дожидалась, пока Петя, наглотавшись невысказанных слов и слез, не оставит их с Лавром вдвоем. Конечно, ей было жаль милого и доброго Петю. Разумеется, она и не думала упрекать его в том, что не он бросился спасать ее из пасти чудовища. Вовсе не в том было дело. Крепкие руки Лавра, его пальцы на ее теле, его хищный, плотоядный взгляд прищуренных глаз… Несмотря на ужас, который она пережила, именно эти первые впечатления, после того как сознание к ней возвратилось, поразили юную душу и тело. До этого только брат брал ее на руки, прикасался к ней. Это странное влечение усилилось от благодарности за спасение, усугубилось тотчас же возникшей дружбой между спасителем и братом. Петя с его искренней, но детской любовью теперь уже казался ей неинтересным. Лавр будоражил ее чувственность, ведь он старше Петра, он ровесник брата, взрослый мужчина! Его кошачья походка, его абсолютно голая голова, его глаза, сверкавшие из-под очков недвусмысленным жадным интересом, – все это пьянило девушку.
Петя же пребывал в совершенном отчаянии. К его позору, как он полагал, любезный кузен добавил еще яду. Надев маску живого сочувствия, он в красках рассказал Зое о том, какие страдания переживал Петя и почему он не смог прыгнуть прямо за борт, вместе с ним, Лавром. Зоя, искренне жалея Петеньку, постоянно осведомлялась о его самочувствии, чем еще более усугубляла страдания юноши.
Когда в очередной раз, после ужина, она участливо обратилась к нему с тем же вопросом, он вспыхнул и впервые с раздражением воскликнул:
– Да сколько же можно попрекать меня моей болезнью? Отчего вам доставляет такое удовольствие унижать меня, постоянно напоминая о моем конфузе?
– Разве дружеское участие унижает? – изумилась Зоя и рассерженно отошла от Пети.
– Простите! – Он опомнился и устремился вслед. – Простите меня, я был груб!
Она повернулась к нему и улыбнулась. Но в этой улыбке он опять прочитал только жалость.
– Ах, не смотрите на меня как на маленького ребенка! Ваше дружеское участие для меня хуже горькой редьки. Ведь дружбу предлагают вместо любви!
– Разве мы говорили о любви? – Лицо Зои стало серьезным и сосредоточенным.
– Любовь для взрослых, а маленьким пора бай-бай! – Опять, как всегда некстати, раздался голос Лавра, и он появился в маленькой комнатке, где Зоя и Петя были одни.
Петя чуть не подпрыгнул от досады и злости на кузена.
– Отчего бы вам, любезный друг, не оставить нас с Зоей Федоровной? Вас ждут штативы, объективы или что еще там? Черт побери! Черт побери тебя, Лавр! Извините, Зоя!
Петя чуть не плакал, чудесный момент для объяснения был упущен. Зоя тоже выглядела растерянной. Пожалуй, и ее раздосадовало, что Лавр явился так некстати. Повисло молчание, все уселись в кресла и принялись ждать, кому первому наскучит. Лавр совершенно не стыдился своей роли злодея, в любви всякий старается для себя.
Пока Лавр ухмылялся про себя, Петя страдал и чуть не плакал, а Зоя совсем заскучала. Поначалу она досадовала на Петю, потом на Лавра, потом опять на Петю, потом она совсем запуталась в своих предпочтениях. И в этот момент в дверях появилась Серафима Львовна. Зоя вся сжалась, ей вдруг померещилось, что госпожа Соболева уже все про них поняла, и вроде как на ее лице написано неудовольствие. Мол, зачем Зоя обидела Петю.
– Петр Викентьевич, не составит ли вам труда проводить меня и вашу матушку до наших кают? – Зоя чуть ласково коснулась рукава сюртука Пети. Тот встрепенулся и вскочил, безумная надежда снова загорелась в его взоре. Лавр чуть не расхохотался от подобной наивности и откинулся в кресле. Поманили пальчиком, это еще не значит, что ручку дадут поцеловать! Он закинул руки за голову, показывая всем видом, что если его не пригласили сопровождать дам, он останется тут в гордом одиночестве, но это прискорбное обстоятельство нисколечко его не удручает!
Серафима Львовна без слов, по выражениям лиц, по неестественным и напряженным движениям поняла, что тут происходит нечто неприятное для сына. Зоя, что-то лепеча, подхватила ее под руку, с другой стороны Петра, и втроем они вышли вон.
– Маман, дозвольте вас первой довести до вашей каюты и проститься? – Петя бросил на мать взгляд несчастной собаки.
Серафима поспешно кивнула. Хотя это неприлично, оставлять девушку наедине с молодым человеком.
– Да, милый, я устала. Проводи Зою Федоровну к ней в каюту и тоже ступай к себе, – добавила она, спохватившись.
Дамы пожелали друг другу доброй ночи, Петя прикрыл за матерью дверь и взял Зою под руку:
– Вы позволите?
Она безвольно кивнула. Прикосновения Пети не вызывали в ее теле никакого отклика, никакой горячей волны, никаких чувственных мечтаний. Но он был так мил, так трогательно заботлив, так нежен и так несчастен!
Молодые люди пошли по коридорчику вдоль дверей кают. Они шли рядом, Петя растерялся и молчал, слова застряли у него в горле. Зоя ждала продолжения прерванного объяснения, но так и не дождалась. Прощаясь, он смог только поспешно поцеловать ей руку и почти убежал, боясь разрыдаться от ненависти к себе и своим слабым нервам. Зоя слегка пожала плечами и улеглась в постель, размышляя об обоих своих поклонниках.
Кого предпочесть? Вот вопрос так вопрос! Нет, от Пети еще, пожалуй, рано отказываться. Все же он так ее любит! А Лавр? Что таится за его страстным взором? Что несет его любовь? Да и любовь ли это? Зоя знала понаслышке, какие неприятности случаются с девушками, когда они поддаются чувствам таких субъектов, как Лавр. Но как знать, может, именно это и есть подлинная страсть? Вон, Серафима Львовна, всю жизнь прожила, а, судя по всему, так и не познала подлинной страсти. Нет, она, разумеется, не говорила ничего подобного вслух, но Зоя уловила это в ее недосказанности. Нет, Зое хотелось любить горячо, страстно, чтобы голова шла кругом! Так кого же предпочесть?
Глава 23
Живописные берега с пальмовыми рощами сменялись унылыми пейзажами, и жадному взору путешественников не на чем было остановиться. Северов почти неотрывно смотрел на берег, облокотившись на перила. Казалось, он чего-то ждет. В какой-то момент он привлек внимание всей компании громким криком. Все высыпали на палубу. Проплывали какие-то деревушки и поля, однако все имело какой-то странный, подозрительный вид. Поля казались покрытыми черной подвижной массой. Жители деревень бегали, размахивая факелами, шестами, отчаянно лупили по земле. Иногда от
