Жан Марат - Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
Но внезапно образ Люцилы в объятиях смерти представляется моему мысленному взору, таинственный ужас охватывает целиком мое сердце, кровь стынет, холодный пот струится по лбу, невольный овладевает мною трепет, мои колени подгибаются, и я падаю без сознания.
В конце нескольких часов я прихожу в себя от обморока. Я не знаю где я. В полу-сознании еще, я провожу вокруг себя отяжелевшими руками и чувствую сырую землю. Я поднимаю глаза и замечаю звезды; я думаю, что меня околдовали. Наконец я прихожу в сознание наподобие человека, пробуждающегося от тяжелого сна.
Мне было холодно и сильно не по себе, я хотел переместиться на камень, который служить мне недавно подножкою, но с трудом мог двинуться. У меня было желание уйти, но как совершить путь? И, если бы я был в состоянии это сделать, как распознать дорогу?
Итак нужно было ждать зари. Она наконец пришла.
Я подымаюсь с трудом, ноги подкашиваются подо мной, и я иду шатаясь.
Едва я был вне ограды замка, как поднялось солнце. В поисках согреваемого солнцем места, только добрел я до небольшого холма, как вдруг силы меня оставили; я не мог более двигаться, я сел.
Под нежным зноем рождающихся лучей я чувствую мало-помалу, что оживаю, уже я могу подняться и медленными шагами дохожу до моего смиренного убежища.
Вскоре усталость снова обязывает меня отдохнуть; я ложусь на мгновение на скате у края дороги, мечтая о своем грустном приключении.
Немного спустя я вижу себя окруженным пятью охотниками. Это были русские. Они удивляются, что видят меня тут: я гляжу на них с не меньшим изумлением.
— Друг, — говорить мне офицер, который был во главе их; — поднимитесь! Нужно следовать за нами, вы наш пленник.
В мгновение трое соскакивают с коней, обезоруживают и влекут меня.
— Жестокие, — вскричал я, — оставьте меня! Вы видите, что у меня нет сил.
«Ладно, вы получите одну из наших лошадей».
В тоже время они дали мне вышить немного водки и помогли мне сесть на лошадь. Мое горе оживает с моими силами.
Мы едем.
Вчерашнее зрелище вырисовывается в моем мозгу, и мои глаза невольно поворачиваются к месту, где происходила тяжелая сцена.
Вот я среди этих варваров в дороге. Они закидали меня вопросами; я хранил молчание.
К полудню мы приехали в небольшую деревню. Гордые своей добычей, они предаются радости. Усевшись с кубком в руках вокруг стола, они затягивают свои грубые песни, приглашают меня пить и, кажется, еще хотят издеваться над моим несчастие.
Весь день солнце видело, как они кутили.
Я же старался заворожить мою грусть; но размышление только обостряло сознание моих бедствий и мои страдания.
— Какое сцепление несчастий! — говорил я себе не переставая. Еще вчера я мог, по крайней мере в этом уединении, находить хоть слабое утешение в моем бедствии: сегодня я не смею даже дать волю моей скорби. Судьба без устали преследуете меня; наступающей день застает меня еще более несчастным. Я чувствую, как ноет и горит мое израненное сердце, как портится мой характер! Некогда я любил видеть повсюду веселые, довольный лица, теперь не могу вынести радостного лица: я хотел бы видеть стонущим вокруг меня весь мир! Доведенным до такого ужасного состояния я себя вижу! Жестокие враги, троньтесь моими слезами и лучше пронзите мне грудь, чем держать меня пленником.
Вот они сейчас предадутся сну. Почему не может он также освободить меня от моих черных мыслей. Уже давно отлетели удовольствия, и хоть бы покой остался мне, но и он бежит меня теперь, и мне, при всех моих чрезмерных бедствиях, не остается более никакого утешения.
Счастливцы павшие в боях: они оставили смерти свою бренную оболочку и покинули злосчастную сцену жизни!
Продолжение.Моя жизнь, дорогой Панин, — лишь непрерывная ткань печальных приключений. Не успел я избавиться от одного несчастия, как поджидает меня другое, более жестокое. Постоянные преследования судьбы, разнообразие мучений, вот мой удел.
Вчера утром державший меня пленником офицер объявил, что свезет меня в Люблин, чтобы сдать меня своему начальнику.
Пока я был под его охраной, я отказывался от всякой пищи; пред отправлением он заставите меня сесть что-то.
С восьми часов мы были уже на дороге в Люблин.
Мы переехали небольшой лесок, когда за поворотом дороги заметили в некотором расстоянии конный отряд. Мои русские разом остановились: они узнали по обмундировке неприятеля, пустились бежать и оставили меня с тем, чью занимал я лошадь.
Вскоре я увидел себя окруженным отрядом конфедератов: мазовецкий палатин возвращался с своими людьми из армии.
Он подходить, узнает меня: он столько же изумлен этой встречей, как я его очаровал.
После рассказа о моем приключении, он поздравляет себя, что оказался моим освободителем. Он спросил меня, собираюсь ли я присоединиться к своему отряду. Я признался, что не таково мое намерение.
— Что же, — возразил он, — вы таким образом покидаете своего отца?
«Мой отец в Турции; там меня ему не нужно, и он действует один. О, если бы небу было угодно, чтобы он никогда не думал принимать участия в несогласных, которые сокрушают эту несчастную страну!»
— Итак вы не знаете, что он вернулся и присоединился к своей партии.
«Конечно, нет».
— Он сначала удивился, что вас не нашел и опасался, что вы остались на поле смерти после какой-либо стычки, но, узнав, что вы удалились самовольно, он обнаружил большое неудовольствие.
«Я полагаю».
— Я хотел бы не уведомлять вас ни о чем более, так как неприятно сообщать дурные новости; однако я должен сказать вам еще, что спустя два дня по возвращении своем он участвовал в легкой схватке и получил довольно изрядную рану, которая однако не имела дурных последствий. Со времени моего отправление он находится в деревне и должен там оставаться до восстановления сил.
Это известие, которое не очень бы взволновало меня пять месяцев раньше, причинило мне теперь самую сильную тревогу
Меня очень мало заботило, что отец не одобрил моего поведение, но я не мог вынести мысли, что он в опасности, и я решился тотчас же отправиться к нему.
Какая глубокая тайна сердце человеческое! Мне кажется, я чувствую теперь к отцу привязанность, которой ранее у меня не было! По мере того, как у меня отнимаются дорогие существа, моя нежность сосредоточивается на тех, которые мне остаются.
Я спешу к нему на помощь.
Р. S. Я только что написал дяде не беспокоиться на мой счет.
Палатин был так добр, что послал одного из своих людей взять мою лошадь от пастуха, и дал мне одного из своих слуг, чтобы проводить меня в Дерасню.