Вирджиния Нильсен - Пылкая дикарка. Часть вторая
— Коко приехала сюда из индейской деревни?
— Нет! Ее мать была родом оттуда. Сама она жила на острове Наварро. Ее отец был баратарианцем — отвратительный человек. Я другого такого негодяя не видел за все свои шесть десятков лет. Но Коко, это было нечто! Она была настоящая девушка. Умела охотиться, ловить рыбу, да еще ставила этому разбойнику виски. А ему больше ничего и не нужно было.
Алекс одним глотком допил стакан. Как же ему рассказать об этом Орелии?
— Вам нужно поговорить с моей женой, месье. Она вам расскажет больше о Коко. Она помогала ей на кухне, и они шили для нее одежду.
— Жак, вы позволите мне привезти сюда дочь Кроули. Я хочу, чтобы она встретилась с вашей женой.
Большой Жак пожал плечами.
— Почему бы и нет? — Он снова пошел вдоль стойки к клиенту, который, подняв свой пустой стакан, требовал его немедленно наполнить.
Бросив несколько монеток на стол, он поднял руку в приветствии, и на его салют Жак ответил кривой улыбкой. Алекс вышел из таверны.
Ему расхотелось ехать на рыбалку. Когда-нибудь в другой раз они с Орелией обязательно посетят индейскую деревню. Прежде нужно поговорить с ней. Он был убежден, что находится на верном пути, но не знал, что его может ожидать там, впереди, в конце. Он чувствовал, что Коко из истории, рассказанной ему Большим Жаком, вполне могла быть матерью Орелии, но вполне вероятно, что информация, которой располагает Мишель, могла исходить от легендарной Клео.
Теперь было ясно, что Жардэн блефует. Он не осмелится подать в суд, надеясь только на вымышленную историю о "великой страсти" Ивана к какой-то светской даме. Он, скорее всего, рассчитывал на полюбовное соглашение с Элизабет вне стен суда, с тем, чтобы впоследствии жениться на Орелии. Алекс располагал всеми средствами, чтобы покончить с замыслом заговорщика, но, как это ни странно, не хотел этого делать. Он не желал причинять боль Орелии. Но все же ей придется сказать, если понадобятся доказательства того, как ее в своих корыстных целях использует Жардэн.
Он верил, что ее потребность узнать семью своей матери была искренней и глубокой, но захочет ли она воспринять такую истину, если вдруг окажется, что дочь этого отвратительного разбойника-баратарианца была ее матерью?
Не возненавидит ли она его за то, что он заставил ее расстаться со своими иллюзиями? Потеряет ли он ее? От этой мысли у него закололо в груди.
Его лошадь бежала ленивой рысцой под ветвистыми дубами. Вдруг на гладкой поверхности ручья он заметил маленькие всплески. Начинался дождь. Свернув с дороги, он загнал лошадь под густую тень большого раскидистого дуба и, бросив поводья на шею лошади, отвязал от седла легкую накидку. Через несколько минут он, завернувшись в нее, был готов встретить во всеоружии приближающийся ливень.
Сидя под деревом, лишь частично защитившись от воды, то и дело стекавшей у него ручейками по лицу, он думал об Орелии. Он испытывал сильный соблазн вообще ничего не говорить ей о том, что ему удалось выяснить. Что же лучше: позволить ей и впредь мечтать о жизни благовоспитанной светской дамы или же столкнуть ее с жестокой реальностью, представить ей мать, к которой она не будет испытывать никакого уважения?
Ну, а что можно сказать по поводу его обязательств по отношению к Элизабет Кроули и Нанетт? Даже если он отстранен от ведения этого дела, даже если изменил свое решение жениться на Нанетт, — обладал ли он моральным правом сообщить им, что Мишель Жардэн лгал им о той женщине, из-за которой Иван предал их обеих?
Когда дождь кончился, он принял решение. Вначале он сделает предложение Орелии, и лишь после того, как она его примет, начнет медленно разрушать ее иллюзии о своей матери. Он попросит ее поехать с ним к Большому Жаку, чтобы встретиться с его женой, хорошо знавшей дочь этого пирата-баратарианца, которая, судя по всему, и была настоящей ее матерью.
Наконец он добрался до конторы. Не обнаружив в приемной посетителей, он отправился в пансион, где Лафитт помог ему снять мокрую одежду и принять теплую ванну.
Клео, в сопровождении своей горничной Эстер покидала Новый Орлеан впервые после своего приезда сюда восемнадцать лет назад, когда Иван бросил ее, заставив самой искать дорогу по улицам этого колдовского города. Они с Эстер стояли на палубе фешенебельного парохода, который задним ходом выходил из доков на открытое течение. Лопатки его громадного вращающегося колеса буравили воды Миссисипи, а она, глядя на них, вспоминала тот день, когда она в ужасе и полном смятении впервые приехала сюда.
Теперь весной этого года уже была построена железная дорога в глубинные приходы штата, но все же она решила совершить это путешествие на пароходе. Как и в тот день, она расположилась на нижней палубе, где свободным цветным разрешалось снимать каюты, но теперь она была не одна. С того времени, когда Иван привел к ней эту маленькую темнокожую женщину перед своим возвращением домой, в свое поместье для уборки урожая, Эстер оставалась всегда ее самым близким другом и доверенным лицом. Все эти годы, особенно после того, как Клео узнала о нахождении ее дочери в монастыре и ей пришлось принести наивысшую жертву и уйти из жизни Орелии, обе женщины были очень близкими подружками.
Стоя у борта и опираясь на поручень, они смотрели, как постепенно из вида скрывался город, они любовались роскошными особняками, возвышавшимися на обеих берегах реки.
— Сколько появилось новых поместий с того времени, когда я здесь впервые проезжала на пароходе, — заметила Клео, как бы заново переживая то свое фатальное путешествие и вспоминая охватившие ее тогда эмоции.
— Как я была счастлива, — призналась она Эстер. — Я так была влюблена. — Я носила под сердцем его ребенка, и он меня любил. Но что я тогда знала? Я так много ожидала от него, Эстер. Я не замечала, насколько он слаб и безволен.
— Но он был красивый мужчина, мадам.
— Да, он был красив. Никогда не забуду его светлых шелковистых волос, его голубых-голубых глаз. Никогда я не видела в жизни другого такого человека. И он на самом деле меня любил, Эстер.
— Но недостаточно, — мягко сказала Эстер.
— Нет, недостаточно.
Нужно было, как и прежде, остановиться на ночь в Дональдсонвиле, чтобы на утро пересесть на другой ежедневно отправлявшийся пароход до ручья Лафурш. Клео не хотела, чтобы ее видели, чтобы ее узнал какой-нибудь из посетителей ее казино, поэтому она попросила Эстер договориться с кучером и отвезти ее в пансион для цветных, где им пришлось провести ночь в гораздо более скромных условиях, чем те, к которым уже привыкла Клео.
