Саманта Джеймс - Пророчество любви
— Однако так оно и есть! Отвергаешь! Не словами или поступками, но рыданиями! — пальцем он отер слезу с ее щеки.
Алана все так же стояла перед ним, дрожа, как в лихорадке, и было нечто такое в ее позе — ранимость, беззащитность, — что внезапно поразившая догадка мелькнула у него в голове.
Он заставил ее взглянуть на него.
— Много ли мужчин делило с тобой ложе, саксонка?
Она ответила тихим прерывающимся голосом:
— Никто, кроме тебя, не видел меня обнаженной. Никто, кроме тебя, не дотрагивался до меня. Ни с одним мужчиной я не делила ложе. Ни с одним… кроме тебя.
— Ты со мной не делила ложе! По крайней мере, не в том смысле… — Меррик замолчал и впился в Алану настойчивым взглядом, словно желая проникнуть в глубину души девушки.
Нет, подумал он, не может быть. Конечно, нет…
— Раны Христовы! — напряженно произнес он. — Не хочешь же ты сказать, что девственница!
Алана ничего не ответила.
Руки Меррика скользнули по ее плечам.
— Отвечай мне, саксонка. Это правда? — он слегка встряхнул ее. — Ты девственница?
— Да, — ответила она робким голосом, сорвавшимся на рыдание. — Да! — повторила она и отвернулась.
Ярость взметнулась в душе Меррика. Он не осмеливался и сейчас овладеть Аланой, чтобы не оказаться таким чудовищем, каким и представлялся ей. Он был разгневан и рассержен — не потому, конечно, что она оказалась девственницей, а потому, что дрожала от страха перед ним. Страх метался в ее глазах, и она не в силах была скрыть его. Она смотрела на него как на человека бесчестного, низкого и считала его всего лишь безжалостным зверем, который воспользуется ее телом, не проявив нежности, без всякого чувства, бездумно и расчетливо удовлетворив похоть. Как смела она о нем так думать!
Меррик отпустил Алану и подобрал свою рубаху с пола. Когда он распрямился, его глаза сверкали.
— Это ничего не меняет, — гневно заявил он. — Ничего, слышишь? Ты будешь моей… И это верно, как то, что Бринвальд стал моим владением навечно.
Рыцарь развернулся и вышел из комнаты.
Алана бессильно опустилась на пол и залилась слезами.
Глава 11
День тянулся бесконечно, ночь проходила еще медленнее.
Алана мечтала об уединении. Ей не хотелось видеть людей. Все они ее осуждали — и норманны и саксы.
«Ты себя не обманешь, — нашептывал ей внутренний голос. — Это его ты не хочешь видеть — Меррика!»
Часы проходили в жалком страхе, но ей хотелось задержать время. Алана не сомневалась, что ночь сулит что-то гораздо более страшное, чем день.
Странно, но именно Женевьева пришла ей на помощь. Она настояла, чтобы Алана вышла к столу, и усадила ее между собой и Сибил. Меррик сидел у очага. Лишь раз Алана осмелилась бросить взгляд на рыцаря и больше не посмела, чувствуя, что его взгляд, обращенный на нее, жжет, как огонь.
Она пила и ела, но не сознавала, что именно ест и пьет. Говорила Алана, когда к ней обращались, хотя в следующее мгновение уже едва могла вспомнить, какие слова срывались с губ. Грубый мужской смех раздавался и стихал в зале. Рядом сидела Женевьева, ласковая и очаровательная. Сибил улыбалась, болтала и вскидывала голову, будто и в самом деле все еще была владелицей замка.
Через некоторое время Женевьева извинилась и поднялась. Слегка встревоженная, Алана смотрела, как она плавно скользит по покрытому ковром полу к скамье, где сидит ее брат, самоуверенно вытянув перед собой мускулистую ногу. Девушке не пришла в голову, слава Богу, нелепая мысль самой подойти к Меррику, и потому она не узнала, что за разговор происходил между братом и сестрой.
Алана была бы потрясена, обнаружив, что Женевьева беседовала с Мерриком о ней.
Привлекательная женщина грациозно пересекла зал и, опустившись на скамью рядом с братом, наклонилась к нему.
Я думала, брат, ты так торопился вернуться в Бринвальд, потому что здесь твои новые земли и дом. Однако, кажется, я ошиблась и теперь ясно вижу это, наблюдая за тобой и саксонской девушкой по имени Алана. Ты не сводишь с нее глаз, а она отводит взор в сторону.
Женевьева не сомневалась в правильности своих наблюдений. С того момента, как Алана вошла в зал, взгляд Меррика был прикован к ней. Ни на кого другого он не смотрел. Женевьева подумала, что, судя по всему, в постели Меррика не было другой женщины с того дня, как он овладел Бринвальдом.
Ее брат слабо улыбнулся.
— Хочу напомнить, что не я первый беру крестьянку в свою постель.
Женевьева изучающе поглядывала на него. Несмотря на обстоятельства рождения Аланы, она не была какой-нибудь простолюдинкой! Быть может, Меррик еще не вполне осознал это, но со временем непременно поймет. Да, со временем…
— Ах, — мягко заговорила Женевьева, — но ведь ты до сих пор еще не овладел ею, так ведь, брат?
Меррик чуть, не поперхнулся глотком эля. Приглушенно выругавшись, он опустил кубок и устремил на сестру испепеляющий взор.
— Ты вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются, Женевьева!
Она засмеялась:
— Никогда не вмешиваюсь, брат.
— Всегда вмешиваешься, сестра. Женевьева положила пальцы на его рукав.
— Один небольшой совет, Меррик. Не отпугивай ее!
Глаза Меррика разгорались все сильней.
— Отпугивать? Да она от меня видела только ласку и заботу! А вот о ней едва ли я могу сказать то же самое!
Взор Женевьевы омрачился.
— Меррик, пожалуйста!.. Я не шучу. Если Алана — невинная девушка, ты должен проявить чуткость и…
— Я сам знаю, что делать, сестра! И без твоих предупреждений обо всем давно догадался, уверяю тебя.
Щеки Женевьевы вспыхнули. Многие годы ей поводилось выслушивать всякие россказни о его любовных похождениях.
— В этом я не сомневаюсь, — она помолчала, прежде чем медленно проговорить: — Тем не менее прошу тебя не пренебрегать моим советом. Если она испугается в первый раз и ее худшие опасения подтвердятся, то будет бояться всю оставшуюся жизнь.
Меррик не дал себе труда скрыть горечь, прозвучавшую в голосе:
— Никто до сих пор на меня не жаловался, Женевьева!
В ее ответном взгляде сквозило беспокойство:
— Видимо, в твоей постели не бывало девственниц. Ты должен быть ласковым и нежным…
Он нахмурился:
— Ты переходишь всякие границы, Женевьева! Занимайся своими делами, а я займусь моими.
Глаза у Женевьевы стали сердитыми, но голос остался мягким. Если брат дерзит, то и она ответит ему резкостью!
— Я даю тебе совет не ради твоего или моего блага, Меррик, а ради Аланы, потому как, мне кажется, эта девушка заслуживает гораздо лучше го отношения к себе, нежели какая другая девица, готовая раздвинуть ноги для всех и каждого.
Алана наблюдала за Мерриком и Женевьевой из другого конца комнаты. Сибил ушла с Раулем из зала несколько минут назад, оставив Алану одну, и теперь Меррик притягивал взгляд девушки помимо воли, хоть она и не хотела на него смотреть! Сердце у нее дрогнуло при воспоминании, что уже произошло между ними, и предположении, что еще произойдет. Алана понимала: этой ночью спасения не будет. Неудивительно, что она нервничала. Боже милостивый, как ей было страшно!
