Кейси Майклз - Ожидая тебя
В общем, он провел два весьма насыщенных дня.
Настроение намного улучшилось, и он решил предпринять самую что ни на есть глупейшую попытку: попытаться поговорить с Мери спокойно и разумно.
Признаться, он страшно боялся этого разговора.
И боялся этой полуребенка-полуженщины. Сейчас он мог себе в этом признаться. Тогда он был слишком молод, чтобы понимать, что ему делать с Мери, как заставить ее перестать боготворить его, как самому уберечься от того, чтобы считать ее более чем сестрой… Как он ненавидел себя за то, что думал о ней не как о сестре…
Джек искал с Мери встречи — хотя отлично знал, где ее найти, — и боялся этой встречи. Они слишком хорошо знали друг друга. Так же как Мери знала, чем привести его в бешенство и как утихомирить, так и он знал, что она склонна думать и как может поступить. Когда не могла справиться со своим настроением, она убегала на конюшню, седлала лошадь и начинала носиться по полям. Вот и сейчас он был уверен, что знает, куда именно она мчится.
Он не ошибся. Она ехала на кладбище, где были похоронены Клуни и Клэнси, чтобы посидеть с ними и поговорить. Джек надеялся, что она не сможет заставить их отвечать ей.
— Я тоже по ним скучаю, дорогая, — сказал он вслух, глядя, как она поднимается на холм, на вершине которого было огорожено кладбище. Неожиданно в его голове возникли образы Клуни и Клэнси — такие, какими они были, когда он впервые их увидел. Два чудака в театральных костюмах. В тот вечер они вошли в детскую и в его сердце и жизнь.
Джек поехал медленнее, предаваясь воспоминаниям о том, как Клэнси любил цитировать строчки из Шекспира, когда они втроем сидели по-турецки на полу и уминали деликатесы, которые стащили на кухне.
Он вспомнил, как Клуни, по уши влюбившись в Мери, пел ей колыбельные песни, нянчил ее, чтобы Джек мог хотя бы немного поспать.
Актеры обогатили жизнь Джека. А может, и спасли. Клэнси отказался ради него от сцены, хотя от Шекспира отказываться не собирался. Он устраивал представления для Джека, принимая позу то короля, то хнычущей женщины, то еще кого. Маленький Джек считал его настоящим волшебником.
— «Песья мокрая ноздря с мордою нетопыря, лягушиное бедро и совиное перо», — вслух процитировал Джек. Строчка всплыла в памяти сама собой, и Джек улыбнулся. В первый раз после их смерти он смог подумать с улыбкой о своих друзьях. Это было так приятно.
Он подъехал к воротам, которые с легкостью перескочила на своей лошади Мери, и отпер их. Он тоже смог бы преодолеть этот барьер. Но войти в открытые ворота показалось ему более приличным.
К тому времени как Джек обошел холм, стараясь как можно дольше не попадаться на глаза Мери, девушка спешилась и привязала лошадь к дереву. Она стояла на коленях на земле перед небольшими, все еще новыми могильными камнями, которые — Джек был в этом уверен — украшали последнее убежище актеров бродячей шекспировской труппы — Клуни и Клэнси.
У основания каждого камня лежал букетик полевых цветов. Мери прибирала могилы и при этом что-то говорила — Джек не расслышал, что именно. Наверное, молилась.
Лошадь Мери почуяла приближение жеребца и заржала. Мери вздрогнула и обернулась, чтобы посмотреть, кто вторгается в ее уединение.
— Ты? — воскликнула она в гневе. — Тебя не было пять лет, Джек, а теперь ты впился в меня, как колючка в одежду. Разве тебе не понятно, что ты здесь лишний?
— Понятно, Мери. — Джек подошел к ней. — Сначала мне на это намекнули, когда на пороге дома на меня наставили ружье, заряженное маленьким чудовищем, которое заявило, чтобы я убирался. Но когда до этого чудовища дошло, что я не собираюсь уходить и привез с собой кучу денег, чтобы решить все проблемы, мне было разрешено остаться. В моем собственном доме.
— Мы это уже обсуждали. Все кончено. — Мери встала, собираясь уйти. Но Джек ее опередил и, схватив за локоть, удержал возле себя. — Отпусти, Джек. Неужели ты не понимаешь, что в данный момент мне противно тебя видеть? Мне следовало бы оставить вас с Киппом, чтобы вы разодрались с ним в клочья, но Кипп не сделал ничего плохого. А ты сделал. Всегда только ты.
Но ее обличительная речь не произвела на него никакого впечатления. Это удивило даже его самого. Ему следовало бы рассердиться за то, что его встретили дома так, будто он зачумленный.
— Я знаю, что был не прав, Мери. Но то, что я уехал, было правильно. Мы оба знаем, что у отца не было другого выбора, как отправить нас всех на виселицу. — Это была неполная правда, но пока для их разговора этого было достаточно.
Он посмотрел на могильные камни, и печаль пронзила его сердце, его душу. Потом он опять взглянул на Мери и позволил ей увидеть эту печаль в своих глазах.
— Но я был не прав, уехав так надолго. Я не стану просить у тебя прощения. Ты вряд ли меня простишь. Но я прошу оставить все, что было, в прошлом, Мери, потому что это важно для Колтрейн-Хауса.
Она долго смотрела на него, потом опустила голову и прикрыла глаза длинными, густыми ресницами. Догадывается ли она о том, как она привлекательна? Наверное, догадывается. Определенно догадывается. Она не только выросла за эти пять лет, она сделала больше — стала такой, какой обещала стать еще тогда, когда он начал пугаться своих чувств. Она научилась быть женщиной, и никакие старые рубашки и бриджи не могли этого скрыть.
— Полагаю, ты прав, Джек. Спорами прошлого не изменить. Но ты, по крайней мере, мог бы привезти мне какой-нибудь подарок. — Он смотрел, как ее улыбка становится все шире и шире, превращая ее в ту Мери, которую он помнил, в ту самую Мери, которая всегда умела вить из него веревки, чарам которой он был бессилен противостоять.
— А я и привез, — признался он. Они оба сели в густую, нагретую солнцем траву. — Я привез тебе куклу. Самый подходящий подарок для жены, тебе не кажется? Просто удивительно, как человек может заблуждаться. Особенно если постарается.
— Куклу? Ах, Джек, как ты мог? — Она хихикнула — Я никогда не играла в куклы. Я была слишком занята, гоняясь за тобой и Киппом и делая вашу жизнь невыносимой.
— Это верно. — Он провел пальцем по ее щеке. — Ты помнишь, как мы однажды заперли тебя в твоей комнате, чтобы пойти на охоту без тебя?
— Это когда я неожиданно появилась в поле и начала орать и распугала оленей? Помню. Вы чуть было не застрелили меня по ошибке.
— По ошибке? — поддразнил он ее. — Ну да, ты вспоминаешь об этом случае именно так.
— Кипп до сих пор пристает ко мне, чтобы я сказала, как мне удалось выбраться из комнаты. Но я ему не рассказала. Ему хочется думать, что я связала простыни и спустилась по ним из окна. Но это же смешно: от моего окна до каменных плит вокруг дома не менее тридцати футов. Я бы голову себе разбила, если бы решилась на такой глупый поступок.
