Симона Вилар - Коронатор
– Тсс!..
Генрих на цыпочках обошел Анну и, подкравшись к окну, стал прислушиваться. Потом вдруг зашарил по стеклам и наконец с радостным воплем подпрыгнул, прижав к уху кулак.
– Мушка! Первая в этом году! – возвестил король, хихикая.
Он поманил Анну пальцем и, когда она подошла, прижал кулак и к ее уху.
– Слышишь?
Анна кивнула. Во рту у нее пересохло. Король отошел и, забравшись с ногами на ларь у стены, медленно разжал руку, недоуменно глядя на ладонь, затем стал рассматривать другую. Заглянул и за отвороты широких рукавов упланда.
– Где же мушка? – едва не плача, спросил он.
– Улетела, государь.
Анна старалась отвечать ровно и негромко, но чувствовала, как по спине бежит леденящий холодок. Она боялась припадков короля, но и сознавала, что именно сейчас помутившийся рассудок может умерить его гнев и помочь ей избежать огласки ночных событий. Присев в низком реверансе, она спросила:
– Вы позволите мне идти, ваше величество?
Он молча смотрел на нее. Через мгновение взгляд его прояснился. Он потер ладонью лоб, словно вспоминая что-то, и спустил ноги с ларя.
– Анна Невиль, – задумчиво произнес он. Затем повторил ее имя еще несколько раз. – Так вы жена моего сына! – вдруг вспомнил Генрих.
– Имею честь, ваше величество.
Упоминание о сыне благотворно подействовало на короля. Однако теперь он все вспомнил, и губы его искривились презрением.
– Вы не имеете ни малейшего понятия о чести, мадам, – неожиданно заговорил он по-французски с правильным парижским выговором. – О какой чести может идти речь, если принцесса проводит ночь неизвестно где? Ведомо ли вам, как во времена моего батюшки карали прелюбодеев? Их выставляли голыми к позорному столбу, бичевали и выжигали на лбу клеймо. Но вы жена моего сына, и я не хочу поднимать шум на всю страну. Более того, я не намерен сообщать о случившемся принцу Эдуарду. Однако вас я заставлю искупить свой грех.
Анна едва слышно вздохнула. Напряжение еще не ослабло, и она с покорностью ожидала решения короля. Генрих не спеша встал с ларя и прошелся по комнате. Спина его выпрямилась, взгляд ожил. Анна была так поражена произошедшей с королем переменой, что забыла о том, что всего несколько минут назад собиралась оправдываться. Более того, она внезапно поняла, что не может солгать этому несчастному безумцу.
– Я сделаю все, что прикажете, государь.
Генрих кивнул.
– Господь сказал грешнице: «Ступай и больше не греши!» Посему я отпускаю вас, но вы должны покаяться, мадам, ибо лишь в покаянии мы обретаем очищение. – Он перевел дыхание. – Мы оба будем молчать, леди Анна, – продолжал он, перейдя на английский, – ибо я не желаю, чтобы мой сын испытал то же, что и я много лет назад. Но вы понесете кару. Именно поэтому мы незамедлительно отправляемся в Кентербери, к праху святого Томаса Бекета. Я давно говорил об этом, и теперь вижу, что час настал. Ступайте, миледи. Даю вам два часа на сборы.
Анна присела, а король властно повторил:
– Через два часа жду вас со свитой во дворе Вестминстера!
Он отпустил ее величественным жестом. Затворив за собой дверь, Анна в изнеможении прислонилась к ней. Напряжение сменилось глубоким упадком сил. Как сквозь туман видела она неподвижно застывших гвардейцев с алебардами на плечах. Потом раздались шаги, и к ней подошел лорд Лэтимер.
– Вы плохо себя чувствуете, принцесса?
Она с трудом держалась на ногах.
– Со мной все в порядке.
Он проницательно смотрел на нее.
– У короля снова приступ?
Анна вгляделась в лицо этого уже немолодого человека. У него были благородные черты и внимательный взгляд. При дворе говорили, что лорд святой, ибо он отдавал все силы безумному монарху, словно именно в этом видел свое предназначение. Однако Лэтимер никогда не использовал в корыстных целях свое влияние на Генриха. С королем он всегда был предупредителен и старался всячески оберегать его, никогда не забывая, что его душевно нездоровый подопечный – помазанник Божий и воля короля Генриха свята.
Глядя в упор на принцессу, лорд повторил свой вопрос:
– Вы так бледны, ваше высочество. У короля случился припадок?
– Он ловил муху, – тихо сказала Анна. – А еще приказал собираться в дорогу. В Кентербери, ко гробу святого Томаса Бекета.
Лорд Лэтимер покачал головой.
– Да-да. Он говорил об этом всю ночь.
Анна изучала лицо королевского камердинера. Что ему известно? Она взяла его под руку, отвела к окну.
– Скажите, любезный сэр, что за послание получил сегодня ночью его величество от моей сестры?
Лицо придворного осталось бесстрастным.
– Сестры? Вероятно, вы хотите сказать – от герцога Кларенса?
Вот оно! Анна поняла. Изабелла, как преданная супруга, немедленно поведала обо всем герцогу. И не только о тайне сестры, но и о том, что та видела у них во дворце Майсгрейва. А Джордж достаточно сообразителен, чтобы понять, к каким последствиям может привести вероятная встреча принцессы Уэльской с гонцом короля-изгнанника. Ему ничего не оставалось, как попытаться вывести Анну из игры, сообщив обо всем тому, кто единственный имел здесь власть над Анной, – Генриху VI. Джордж действовал напрямик, но именно это и вселило в Анну непоколебимую решимость обыграть его. Ведь если он не смог предотвратить ее ночное свидание с Майсгрейвом, то не сможет и помешать принцессе сообщить обо всем Уорвику. Впрочем, Джорджу, по-видимому, еще не ясно, что именно известно принцессе, кроме того что в его доме побывал йоркист.
– Я буду готова через два часа, – сказала она не то себе, не то камердинеру короля и, решительно вскинув голову, направилась в свои покои.
Придворные принцессы пришли в растерянность, получив неожиданный приказ собираться в дорогу. Поднялась суета, захлопали двери, пажи носились с поручениями камеристок и статс-дам, открывались тяжелые крышки сундуков, потоком шли распоряжения. Принцесса решила взять с собой лишь самое необходимое и отдала приказ Сьюзен Беттерфилд и хорошенькой Бланш Уэд тоже собираться, чтобы сопровождать ее во время паломничества.
– И оставь свою лютню, – велела она кареглазой Бланш. – Король благочестив, и это будет настоящее паломничество, а вовсе не увеселительная прогулка. Его величество вряд ли потерпит в пути веселье и музыку.
Она вошла в свою опочивальню и прикрыла дверь. Пока ее дамы заняты подготовкой к отъезду, она должна успеть написать отцу. Теперь не до того, чтобы прикидывать, как писать. Необходимо поспешить, и она отправит сразу все три листа, а уж Уорвик разберется сам.
Анна, мельком бросив взгляд на прибранную постель, подошла к столу. И замерла. Стопкой лежали чистые листы пергамента, в чеканном сосуде стояли перья, чернильница была накрыта замысловатой крышечкой. Но трех листов, на которых она писала поутру, не было нигде. Эти три, казалось бы, ничего не значащие фразы на латыни исчезли.
