Симона Вилар - Паладин
Джоанна всхлипнула. От облегчения и радости она на миг ослабела и пошатнулась, вцепившись в Мартина. Но в этот момент в проеме возник силуэт тамплиера в чалме, он махнул рукой, и они стали осторожно спускаться.
Благодарение Небу, уже через небольшой промежуток времени беглецы оказались у дальнего края лагеря, где их ожидали верные спутники, стоявшие подле груженных поклажей верблюдов. В темноте Джоанна с удивлением узнала в одном из приблизившихся к ней мужчин огромного Эйрика, который негромко поздравил ее с благополучным освобождением. Но радоваться пока было рано, и, обождав, когда мимо пройдут обходчики-сторожа, беглецы стали неспешно удаляться от стоянки караванов.
Из пустыни навстречу потянуло прохладным ночным ветром, дорога уводила все дальше. В какой-то миг Джоанна оглянулась на Монреаль — громада горы с замком на вершине сумрачно выделялась на фоне безбрежного звездного неба. Но все-таки уже можно было заметить, что на востоке небосвод начинал блекнуть — короткая летняя ночь была на исходе, и беглецы ускорили ход животных.
Джоанна, сидевшая за Мартином, словно пребывала во сне. Ее покачивало в такт размашистой рыси верблюда, ей было страшно, но в то же время молодую женщину переполняло какое-то беспредельное ликование. Ведь с ней был ее любимый, он нашел ее и освободил! Он поведал, где их дочь, и обещает отвезти ее к малышке! О, какая это великая радость — оказаться с тем, кого любишь, и знать, что он позаботится о тебе, защитит, спасет, сделает для тебя все возможное и невозможное!
Глава 6
Только когда уже перевалило за полдень и в опаленной солнцем каменистой пустыне нечем стало дышать, беглецы позволили себе сделать остановку. Мартин бережно снял с верблюда утомленную Джоанну: лицо ее посерело от усталости и пыли, но дымчато-лиловые глаза сияли, как звезды.
— Со мной все в порядке, милый. Я могла бы ехать и дальше. Главное, чтобы черный Абу Хасан не настиг нас.
При последних словах ее лицо напряглось, улыбка погасла. Мартин знал, что она говорит о том облаченном в черные одежды хаджибе Монреаля, которого он не единожды видел на стоянке караванщиков. По дороге Джоанна поведала, что это был ее самый суровый тюремщик.
— Он не успокоится, пока не найдет наш след, — беспокоилась молодая женщина. — Будь на его месте кто-то другой, я бы так не опасалась.
То, что за ними организуют погоню, не догадывались только их проводники — мальчишки-бедуины эль-тееха, которым эта ночная поездка в темноте казалась всего лишь забавным приключением. Тайком, в ночной тьме покинуть стоянку караванов, нестись во всю прыть по Дороге Царей, а потом съехать с проторенного пути и двигаться по безлюдной каменистой пустыне — разве не забавно? Но постепенно и они стали уставать, даже первые предложили устроить привал, однако Эйрик попросту пригрозил им плеткой, сославшись на слова шейха их племени, повелевшего провести путников в город духов, и юные бедуины больше не привередничали.
Джоанна успела еще на рассвете немного подремать на плече Мартина. А когда рассвело, она с удивлением увидела, что среди ее спасителей едет и знакомый ей ранее еврей Иосиф бен Ашер. Зачем Мартин взял в столь опасную поездку этого неуклюжего иудея? Но если так нужно, она готова забыть о своей нетерпимости к этому племени христопродавцев. И когда Иосиф — единственный, кто отказался ехать на огромных верблюдах и теперь трусил позади их маленького отряда на светло-сером муле, — поравнялся с верблюдом Мартина и Джоанны и протянул им флягу с водой, англичанка даже приветливо ему улыбнулась:
— Шалом алейхем тебе, Иосиф из Никеи.
— Шалом и вам, благородная госпожа.
Во время пути странный тамплиер Ласло двигался на своей рыжей верблюдице немного в стороне — он то отставал и прислушивался, то, наоборот, уезжал вперед и вглядывался в окрестности. Джоанне этот смуглый вертлявый коротышка все еще казался более похожим на типичного сарацина, нежели на гордого рыцаря Храма. Потом она вспомнила, что раньше у Мартина был другой спутник, и она справилась у него про Сабира.
— Он умер, — только и ответил ее рыцарь.
— О, мне так жаль. Помнится, ты ценил Сабира. Да пребудет его душа…
— Не стоит о нем молиться. Его зарубил топором Эйрик, когда Сабир намеревался убить меня. Но это долгая история. Я расскажу тебе ее позже, когда мы будем в безопасности.
Он о многом не хотел ей говорить, даже не спешил рассказать, как вышло, что его направил на спасение сестры маршал де Шампер. Но Джоанна и не настаивала на подробностях. Ведь она так верила Мартину! Как можно не верить тому, кто тебя спас? Она даже не решилась задать ему тот вопрос, который всегда так ее волновал: кто ты на самом деле, Мартин?
Они продолжали ехать, несмотря на жару и усталость. Лишь когда дорога поднялась на возвышенность и за дрожащим жарким маревом впереди показалась высокая темная гряда гор, путники устроили привал в тени нескольких искривленных смоковниц, росших среди каменных валунов.
Глядя с высоты на казавшиеся непреодолимыми горы впереди, мальчишки-проводники повеселели.
— Вади Муса, Вади Муса! — указывали они на них.
— Мы подъезжаем к долине Моисея, — обрадовался Иосиф.
Весть, что они близки к цели, принесла всем облегчение. Как и облегчением было слезть с твердой спины верблюда и растянуться в тени деревьев.
Когда Мартин и Джоанна устроились немного в стороне от остальных, она негромко спросила:
— Как вышло, что ты приехал за мной по поручению моего брата? Вы ведь были врагами!
— Наша вражда уже в прошлом, любовь моя. Мы с маршалом де Шампером все уладили. Но я все расскажу тебе позже…
Да, однажды он поведает ей все, однако не теперь, когда она пережила побег и так утомлена дорогой.
Немного передохнув, Мартин вместе с Иосифом отошел, чтобы переговорить с проводниками о дальнейшем пути, а когда вернулся, то увидел, что Ласло сидит на корточках подле Джоанны и что-то негромко говорит. Приблизившись, Мартин увидел, что Джоанна плачет. Она посмотрела на Мартина сквозь слезы.
— Ты должен был сказать мне о гибели Уильяма!
Он промолчал, но довольно неприветливо взглянул на тамплиера. Не стоило сейчас сообщать Джоанне весть о гибели брата. Но когда он упрекнул в этом Ласло, тот невозмутимо ответил:
— Я не мог ей солгать, когда она меня спросила о маршале, да упокоит Господь его душу.
Он перекрестился, Джоанна последовала его примеру, но Мартин остался недвижим. Те зачатки веры в Бога, какие стали просыпаться в его душе, были скорее сродни восхищению милостями Божьими, но никак не упреками. А именно упрек он видел сейчас и в глазах тамплиера, и в полных слез глазах Джоанны.
