Креольская принцесса - Уайт Бет
Марди гра[30] 1778 года пришел в Мобил. Первые ростки кустов азалии начали появляться вдоль старой дороги, выложенной ракушечником, которая вела на запад от пересечения трех рек, впадавших в залив. За деревьями виднелся двухэтажный дом деда, крытый красной черепицей.
Это было знаковое событие. Папá наконец сдался и позволил ей привести к деду детей на ежегодно отмечаемый Марди гра. Лиз и Симон приезжали к нему, когда еще была жива бабушка, но, когда она умерла вскоре после казни дяди Гийома, отношения между отцом и дедом окончательно испортились. К сожалению, на новую одежду и обувь не было денег, но она помогла детям раскрасить маски, которые они смастерили из папье-маше в школе, добавила немного ракушек и перьев, набранных на пляже, и сделала Дженни и себе фантастические прически с лентами по случаю праздника. Жюстин и Реми должны были прийти позже вместе с папá.
По крайней мере Лиз надеялась, что они придут. Папá ведь мог и передумать.
Дженни потянула ее за руку.
– А будет королевский пирог? Я надеюсь найти младенца.
Раньше бабушка любила на этот праздник готовить сладкую запеканку с корицей, по французской традиции сделанную в виде короны и покрытую сахарной глазурью. Несколько горошин стручковой фасоли на запеканке символизировали младенца Иисуса, которого так долго искали волхвы. Найти такую горошину в запеканке означало удачу. Но бабушка умерла, и запеканку, вероятно, никто не собирался печь.
Лиз покачала головой:
– Я не знаю, Дженни. Возможно, мы испечем его.
Дженни помахала своей маской.
– Было бы весело. Я так скучаю по тебе, Лизетт.
Лиз тоже очень скучала по семье. С тех пор как на вечеринке внезапно появился, а потом исчез Рафаэль, а Симон уехал, бросив Дейзи, жизнь лишилась ярких красок. Ее даже не могли скрасить обязанности в школе.
Лиз крепко обняла сестру.
– Ты скучала по этому?
– Да! Только не испорти мне прическу! – Дженни захихикала и поморщилась. Когда Лиз ее отпустила, девочка побежала вперед. – Не волнуйся, я не потеряюсь!
Лиз последовала за ней неспешной походкой, как и подобает леди, осторожно обходя лужи, оставшиеся после дождя, прошедшего накануне. В воздухе все еще пахло зимним холодом, ветер пригибал верхушки деревьев. Лиз была рада, что надела теплое шерстяное платье и такую же шаль, связать которую ей помогла Дейзи.
Мысль о подруге расстроила ее. С тех пор как она узнала секрет Дейзи, они еще больше сблизились. Лиз поначалу пыталась понять, как нежная, послушная дочь британского офицера может симпатизировать американским мятежникам. Она вспомнила тот вечер, когда они с Дейзи впервые очутились за одним столом с доном Рафаэлем и как Дейзи возмущалась, когда он рассказал им, что колонии провозгласили независимость от короны.
Во время длинных разговоров, которые обычно заканчивались поздно ночью, Лиз узнала, что эти убеждения у Дейзи появились далеко не сразу. Сначала ей в руки попал трактат Локка, и однажды, когда она спорила с Симоном об умственных способностях женщин и тот предложил ей ознакомиться с Локком, то оказалось, что Дейзи не только прочла и поняла его, но и могла свободно обсуждать произведение англичанина.
Более того, она пришла к убеждению, что все люди наделены Создателем некими правами, которые у них нельзя отнять. Доводы Локка о свободе и моральной философии поразили ее, поскольку основывались на истинах из Писания.
Открыв дверь однажды, она уже не в состоянии была ее захлопнуть.
Дейзи слышала, как мужчины, которые приходили к ним в гости, обсуждали или, точнее говоря, насмехались над колонистами, которые хотели создать правительство без монарха. Джеймс Мэдисон[31], Томас Джефферсон[32], Бенджамин Франклин[33] и подобные им казались этим людям безумцами. Позже полковник Дернфорд показал им с отцом записи Томаса Пейна, с презрением попросив сжечь их дотла. Вместо этого Дейзи спрятала их у себя в комнате и потом с интересом прочитала.
Так как у Лиз не было воспитанной с детства верности какому-либо монарху, а особенно королю Георгу III, ей тоже нравились идеи американских революционеров. Поскольку у Дейзи был прирожденный талант к преподаванию и она постоянно объясняла Лиз разные вещи, они часто обсуждали устройство общества, в котором все были бы равны, вне зависимости от расы или доходов.
Однажды Лиз осторожно спросила у подруги, что Симон думает о политических взглядах Дейзи.
– Я ему не рассказывала, что поддерживаю колонистов. Он будет в ужасе, если узнает, что в этом вопросе я не согласна с отцом. Он понимает последствия государственной измены. – Дейзи нежно посмотрела на Лиз. – Твой дядя Гийом…
Мысль о дяде расстроила Лиз.
Прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Когда Дейзи спросила у отца, куда отправился Симон, майор раздраженно ответил, что не знает, и посоветовал ей не думать о том, что ей не изменить.
У самого майора было много забот. После того как новости о поражении англичан у Саратоги[34] достигли властей Западной Флориды в Пенсаколе, майор Редмонд получил приказ отремонтировать форт Шарлотт. В его распоряжении было всего лишь около трех сотен солдат и небольшое количество беженцев-лоялистов, чтобы выполнить эту задачу. Потому времени на то, чтобы беспокоиться о личной жизни и политических предпочтениях дочери, у него практически не было.
Когда наступило первое марта, а ни от Рафаэля, ни от Симона не было никаких вестей, обе девушки приуныли. Так как занятий в школе из-за празднования Марди гра не было, Лиз пригласила Дейзи на вечеринку, но та отказалась, решив остаться дома и заняться уборкой. Тогда Лиз сама отправилась за братьями и сестрами.
Лиз вышла на лужайку перед домом деда, где Дженни и двое мальчишек играли со сторожевыми псами Кастором и Поллуксом. Она замерла на секунду, любуясь ими.
Сам дом, который перешел к деду и его брату Томасу в 1720 году, когда их отец переехал в Билокси с Жан-Батистом Ле-Мон де Бенвилем, был похож на пожилую леди, которая оделась к ужину. Домик, наполовину утопающий в зарослях каменного дуба, магнолии и кизила, находился рядом с небольшим ручьем. Он был построен из местной древесины и глиняного кирпича и крыт сосновой дранкой. Дед любил испанскую архитектуру, потому частично обложил дом плиткой, так что теперь он мало походил на жилище креолов. Позже богатые британские землевладельцы построили в округе летние резиденции и местность стала престижной. Однако на этой небольшой поляне был родовой дом Ланье.
Вздохнув с облегчением, Лиз пересекла двор и подошла к крыльцу, где ее дед сидел на лавке и чистил устрицы. Она нагнулась и поцеловала его в щеку, а потом села на ступеньки.
– Дедушка, тебе помочь? Жюстин принесет рис и хлебный пудинг.
Дед заглянул в большой железный котел, который висел над ямой в центре двора – в ней горел огонь.
– Все хорошо, дорогая. Давай бросим остатки креветок в гумбо и подождем остальных. – Он подмигнул ей. – Может, и не так вкусно, как готовила бабушка, но никто не уйдет голодным.
– Я так рада, что мы смогли прийти к тебе. – Она села и подперла подбородок ладонями. – Что-то подсказывает мне, что следующий раз будет нескоро.
– Ты слишком молода, чтобы у тебя уже могло развиться ясновидение. Почему ты так считаешь?
– Ну… Симона нет, никто не знает, когда он вернется, и вернется ли вообще. Мадам Дюссой с большой неохотой согласилась отпустить Люк-Антуана на сегодня. А я… если я выйду за Нила, никто не знает, где мы окажемся через год. Его могут послать куда угодно.
Дедушка бросил на нее только ему присущий загадочный взгляд.
– Он все еще ухаживает за тобой? Я заметил, что ты его не привела.
– Он сегодня на службе. И он не празднует Марди гра, как мы. Он думает, что это пережитки язычества.
