Трудный выбор (ЛП) - Хедланд Джоди
— Деррик, — прошептала она, обыскивая противоположную камеру.
Хотя мое благородное «я» подталкивало меня оставаться незаметным, тем самым отпустить ее раз и навсегда, я не смог сопротивляться желанию и, оттолкнувшись от стены, переместился в центр камеры. Все, что я хотел, это увидеть ее лицо в последний раз.
При моем движении она ахнула и обернулась:
— Деррик. — У нее был задыхающийся голос.
Это радость прозвучала в ее возгласе? Она меня рада видеть?
Она подошла к ржавым прутьям и заглянула внутрь. Стражник поднял факел так, что свет упал на меня, открывая грязь и жалкое состояние, в которое я попал. Меня так и подмывало спрятаться в тень. Я не хотел, чтобы она видела меня таким. Но нетерпение в ее глазах окатило меня волной желания видеть ее, заставляя кровь забурлить. Я сделал шаг к решетке, желая дотянуться до нее и притянуть к себе.
Розмари оглянулась через плечо и вздрогнула:
— Я не была здесь уже много лет, — сказала она, оглядываясь и подходя к решетке так близко, что почти касалась ее.
— Почему вы пришли?
В свете факела я увидел ее прекрасные голубые глаза, которые не могли лгать:
— Я беспокоилась о вас, и мне нужно было убедиться, что у вас все в порядке.
— Бывало и лучше.
На лице отразилось горе:
— Я немедленно переведу вас в комнату наверху.
В тревоге я покачал головой. Если я позволю ей это, каковы будут дальнейшие действия аббата? Что он сделает с ней? Возможно, его угроза была неявной, но она заявила о себе достаточно громко.
— Я должен остаться здесь, миледи. Осмелюсь сказать, что у вас самые хорошие охранники и самая лучшая тюрьма, в которой я когда-либо был. — Я
криво усмехнулся, надеясь снизить ее напряжение.
— Вы уверены, что с вами все в порядке?
Я кивнул и, несмотря на свой запах и вид, наклонился к ней. Я уловил сладкий аромат роз — только ее запах:
— А вы? У вас все хорошо и ничего не угрожает?
— Я в полном порядке. Но встревожена. — В ее взгляде стоял страх, глубокий страх.
Мои мышцы напряглись:
— Что случилось?
У нее были какие-то неприятности? Я не смог удержаться, чтобы не просунуть руку сквозь решетку и не взять ее за руку. Ее пальцы были холодными, но мягкими. Во мне прошла волна облегчения, когда она не отстранилась, а крепко сжала мою руку в ответ, как будто я был ее единственной надеждой.
— Скажите мне, что вас беспокоит, — потребовал я.
Моя грудь раздувалась от желания вырваться из тюрьмы и защитить ее от любого врага, с которым она столкнулась.
Теперь уже не имело значения, что она не встала на мою защиту тогда в парадном зале. Как я мог винить ее за молчание? Она знала меня недолго.
Она поступила мудро, проявив осторожность,
столкнувшись с доказательствами, которые были предъявлены против меня. Скорее я должен рассердиться на нее за то, что она спустилась в подземелье. Особенно из-за возможной опасности, которую она может навлечь на себя, если аббат узнает о ее визите.
Она снова огляделась и вздрогнула так сильно, что дрожь пробежала по моей руке до самого сердца, пронзая меня страхом, в который я никогда не верил. Я посмотрел на охранника, который сопровождал ее в подземелье, и он, казалось, тоже беспокоился за Розмари.
— Кто-то пытается причинить вам вред, миледи?
— Нет, — ответила она со слабой улыбкой. — Прошлое преследует меня.
— Какое прошлое? — Спросил я, стараясь говорить мягко.
— Это глупо, правда. — Она опустила голову. — Кошмары о пытках, свидетелем которых я однажды случайно стала. Давно уже следует забыть это. Но бывают моменты, когда я не могу…
— Например, когда вы увидели человека в кипящей воде?
Она кивнула:
— Или, когда вижу крыс.
— Крыс?
Она понизила голос:
— Они ставили людям на животы клетки, в которых сидели голодные крысы.
— Не говорите больше об этом, — мягко попросил я.
Я достаточно хорошо знал эту пытку: обезумевшие крысы будут грызть и вгрызаться в человеческую плоть, пока не доберутся до внутренностей. Это была медленная и мучительная смерть.
— Однажды я сам был тому свидетелем. Кстати, я видел это здесь в день похорон ваших родителей.
Удивление промелькнуло на ее нежном лице:
— Тогда, наверное, мы стали свидетелями одной и той же сцены.
Мои мышцы напряглись, когда я вспомнил мучительные крики умирающих мужчин:
— Я сжалился над людьми и ускорил их смерть.
Ее глаза расширились, и она пристально посмотрела в мое лицо.
— Герцог дал свое одобрение, — объяснил я, все еще думая о своем грязном лице и надеясь, что темнота подземелья скрывает ее. — Он, вероятно, сделал бы это сам, если бы я не опередил его.
— Мне всегда было интересно, кто проявил сострадание к этим беднягам. — Улыбнулась она грустно. — А теперь, похоже, вы тот, кому я обязана своей глубочайшей благодарностью.
— Нет, миледи.
— Похоже, я снова у вас в долгу. — Ее улыбка стала еще шире.
Несмотря на тяжелые обстоятельства, я не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее:
— Может мне стоит начать вести учет ваших долгов передо мной? Я бы не хотел, чтобы вы забыли вернуть мне мою награду.
Она наклонила голову, и я был уверен, что при свете увидел бы красивый румянец на ее щеках. Я ухмыльнулся, хотя внутри у меня все пылало при мысли о награде, которую я действительно ждал от нее, хотя ни за что бы не попросил сейчас. Стоявший рядом с дверью старый сутулый охранник слегка кашлянул.
— Это правда, что я слышал? — Спросил я, быстро меняя тему. — Вы собираетесь уйти в монастырь?
— Да. Это правда. — В ее голосе прозвучала нотка покорности судьбе. –
У меня осталось всего пять дней. Настоятель ушел, чтобы приготовить мою комнату. Разве у меня есть выбор?
Я хотел поспорить с ней, но решил акцентировать внимание на самом главном в этой ситуации:
— Вы думали о том, как сможете обезопасить своих людей, когда окажитесь в монастыре? Как вы защитите их оттуда?
— Я не потеряю возможность править после того, как выполню клятву.
— А аббат позволит?
— Конечно. Мне исполнится восемнадцать, и я смогу распоряжаться посвоему.
Я пожал плечами, мои опасения не исчезли. Может аббат думает, что, держа Розмари взаперти, он сможет контролировать ее? Неужели он против ее замужества, потому что знает, что потеряет влияние на нее?
— Возможно, вам следует обсудить с аббатом возможность своего правления в стенах монастыря.
Она задумчиво посмотрела на меня, поджав губы.
— Миледи, — прошептал стражник. — Думаю, нам пора идти.
Она двинулась, как будто собираясь уйти, затем прижалась еще ближе к решетке моей камеры, крепче сжимая мою руку:
— Вы сделали это, Деррик? Скажите мне правду. Мне нужно знать. — Ее голос был тихим и полным страдания.
Я понял, что она имела в виду. И понимал, что она хочет услышать ответ о моей непричастности к преступлениям. Но ей было больно из-за того, что она хоть на минуту поверила, что я так низко пал.
— Вы действительно думаете, что я способен на это? — Прошептал я в ответ, не в силах сдержать резкость в голосе.
— Нет. — Ее шепот все еще звучал встревоженно, но этот ответ смягчил мою боль. Она нахмурилась и заглянула мне в глаза, словно пытаясь заглянуть в мою душу. — Если вы этого не делали, то почему не защищались?
Когда аббат выдвинул обвинения против меня, безрассудная, беспечная часть меня жаждала встать на свою защиту. Я хотел крикнуть, что не имею никакого отношения ни к одному из инцидентов, особенно когда увидел разочарование в глазах Розмари. Но самообладание, которому герцог научил меня за эти годы, сослужило мне хорошую службу. Я смирил себя. И я принял на себя основную тяжесть обвинений аббата без борьбы, чтобы никто другой не навлек на себя эту вину.
— Помните: «Мы проявляем мужество разными способами»? — спросил я.
Как только эти слова слетели с моих губ, истина этого утверждения поразила меня. Я всегда считал отца трусом. Но что, если мой отец отказался сражаться, потому что надеялся спасти свою семью от голодной смерти?