Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды
Но окончательно Винченцо исчез с их горизонта, когда в жизнь Жозефины вошел Верди. Стреппони потом рассказала Анне, что племянник приходил к ней объясняться, но она говорила с Винченцо, как старшая родственница. Жозефина имела на это право и по их принадлежности к одной семье, и потому, что действительно любила Верди. А кто был для нее Винсент? Еще один потерявший голову поклонник ее таланта, милый мальчик, итальянский племянник, к которому она относилась с материнской теплотой, еще не познавший настоящей любви и не желающий узнать и принять так горячо любимые ею театр и музыку…
Анне было неизвестно, что именно сказала Винченцо его непреклонная тетя, но в последний раз она видела его сбегавшим по лестнице дома Жозефины — со слезами на глазах и устремленными куда-то вглубь себя почти мистически мрачным взглядом. Потом о нем долго ничего не было слышно, а вскоре до них докатился слух о том, что Винсент принял монашество, и больше Анна его не встречала. Она жалела Винсента: первая любовь нередко приносит разочарования, но не обязательно бывает единственной, и не знающие этого юные души очень часто оказываются во власти одной и той же иллюзии: им кажется, что жизнь кончена, и больше уже в ней ничего не будет. Хорошо, если он действительно выбрал веру, предпочтя служение Богу личной встрече с ним: самоубийства на почве неразделенной любви во все времена были не редкостью.
Анна вздохнула — Винсент ли приходил сейчас к ней? Возможно, у Анны просто разыгралось воображение, возбужденное всем случившимся за последние дни…
У нее еще не было времени подумать об этом. События, произошедшие столь стремительно, вновь неожиданно и резко изменили ее судьбу. Потеряв Владимира, Анна, казалось, обрела новую цель — вернуться домой и восстановить утраченное: покой в кругу детей, которые нуждались в ее теплоте и заботе. Быть может, когда-нибудь ей удастся утешиться и забыть горечь ухода Владимира, и дети помогут ей в этом. Они станут ее опорой и ее будущим, ради которого только и стоит жить.
Она вспомнила, как Варвара — наперсница их с Владимиром любви, все говорила ей: «Ты еще очень молода, девочка моя. И оттого любовь к мужчине волнует тебя больше всего на свете. Ты пока не понимаешь, что самое главное, — дети. Они — единственное настоящее проявление любви. И когда-нибудь ты поймешь это и перестанешь бежать за призраком того, что сейчас почитаешь за женское счастье. А оно — не в мужчине, а в том, что принадлежит лишь тебе, — в твоих детях». Тогда (и еще очень долго потом) Анна отнеслась к словам старухи с улыбкой, но, пройдя испытание потерей мужа и лишившись последней надежды на его возвращение домой, Анна вдруг поняла, насколько Варвара была права.
Конечно, Анну потрясла смерть Альбера, но все же этот молодой человек не был ей близок настолько, чтобы сравнивать его уход с расставанием с любимым мужем. Анна жалела лишь о том, что не уговорила Альбера сойти на Гаити и вернуться к невесте. Она надеялась, что их ждет достаточно долгий путь вдоль Атлантического побережья Северной Америки, и у нее еще будет время убедить Альбера простить Селестину и попытаться начать все сначала. Но судьба не дала ни ей, ни ему этого шанса. Увы, все случилось так, как случилось. И сейчас она не имела права тосковать и отчаиваться — дома ее ждали дети, к ним она должна была стремиться и думать только о них. Гнездо, ее родное гнездо едва не оказалось разоренным, и у нее не было права окончательно разрушать его…
Переодевшись и приведя себя в порядок, Анна повесила еще мокрое от нечаянного купания в соленой морской воде платье на верхнюю, свободную койку и села ждать. Она не знала, который час и где находится корабль, куда забросила ее судьба. Но не могло же бесконечно тянуться ее неведение! Кто-то должен был ей все объяснить! Разумеется, о чем-то она догадывалась, памятуя тот странный разговор, невольным свидетелем которого стала, но все же его содержание ей представлялось какой-то нелепой мистификацией — слишком все это было похоже историю из романа: тайны иезуитов и моряки, больше похожие на крестоносцев.
Впрочем, был еще и доктор. Его фамилия была известна Анне, хотя она не могла поверить, что это именно тот Поль Буассьер, которого долгое время считали одним из лучших частных врачей Парижа. Лично Анна его никогда не знала, но видела его портрет в рисунках на страницах газет, печатавших отчет о скандальной истории, в которой была замешана жена доктора и один известный и весьма модный французский журналист.
Буассьер, кроме превосходных профессиональных качеств, был знаменит своим уникальным даром молчания. Ему были известны многие тайны его пациентов, среди которых находилось немало влиятельных и высоких персон. Личная жизнь профессора тоже оставалась тайной за семью печатями, хотя, многие знали, что, целиком посвятив себя работе, он женился очень поздно на девушке из бедного, но дворянского рода, невольно приобретя за нею титул, к которому относился с иронией и никогда не бравировал им. И подобие его тихой семейной гавани вскоре пополнилось еще одним членом — очаровательным малышом, которого назвали Виктором.
О том, что случилось потом, долго писали все парижские газеты. После смерти малыша — ох, уж эта внезапная смерть в младенческом возрасте! — жена Буассьера отказалась впредь иметь детей и принялась вести соответствующий ее статусу светский образ жизни. Она стала завсегдатаем различных салонов, обожала танцевать и пользовалась успехом у мужчин. Говорят, доктор иногда сопровождал ее на выходах в свет, но всегда чувствовал себя неловко в окружении щеголей и красавиц. И не только потому, что презирал салонную суету, а, прежде всего, потому, что знал слишком многое практически о каждом из этих людей и прекрасно видел все те ухищрения, на которые они пускались, чтобы выглядеть в глазах окружающих благополучными и успешными.
Скандал разразился, когда в один прекрасный день доктора арестовали. В полиции ему инкриминировали разглашение врачебной тайны с целью обогащения и участие в антифранцузском заговоре. В одночасье вся репутация Буассьера и его опыт врача были уничтожены нелепым, как ему представлялось, предположением, инспирированным полицейскими. Для чего, доктор не знал, но представленные ему факты потрясли его — в полиции сумели доказать, что известная только ему информация оказалась в руках английских шпионов и использовалась в качестве шантажа.
Единственным человеком, кто, кроме доктора, имел доступ к его записям, могла быть лишь его Софи, но Буассьер категорически отрицал причастность своей жены к этому делу. Он отчаянно защищал ее, оплатив лучшего адвоката, хотя основания для сомнений в невиновности Софи у него имелись, и весьма весомые: у доктора не было помощника — поначалу после смерти ребенка Софи, чтобы занять себя и отвлечься от тяжелых мыслей, вызвалась какое-то время помогать мужу в его работе. Но вскоре ее увлеченность медициной прошла, и у Софи появилась новая страсть — балы и кавалеры. Одним из которых — и как утверждали, самым, близким ей — стал Антуан Маршаль, хроникер одной из популярных парижских газет, аристократ по рождению и проходимец по душевному складу и сомнительному образу жизни.
