Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды
— Не я создал эту проблему, — резко отвечал ему владелец второго голоса — хорошо поставленного и властного. — Если бы этот малодушный не повернул обратно, превратив нашу экспедицию в спасательную, мне не пришлось бы сейчас решать, что делать с вашей русалкой.
— Вы несправедливы, мессир, — немедленно возразил своему оппоненту первый голос, — брат Себастьян проявил истинно христианское благородство души. Он всего лишь пытался искупить наш общий грех — ведь это винты «Армагеддона» протаранили тот корабль.
— Никто из нас не виноват в том, что глупцы, пересекшие наш фарватер, болтались в тумане, самоуверенно полагая, что сделали все возможное, дабы избежать случайного столкновения, — не сдавался владелец второго голоса. — За эту гордыню они и были примерно наказаны. В следующий раз судовладельцы наймут на работу более опытного капитана и штурмана. А что касается брата Себастьяна, то за свою слабость он уже ответил — я наложил на него пост: в течение месяца он обязан молчать и удвоить количество молитвенных бдений.
— Истинность веры — в любви, а не в жестокости! — воскликнул первый мужчина.
— Истинность веры — в последовательности исполнения ее, — прервал его тот, кого называли мессир. — Из-за этой истории мы выбились из графика движения, и теперь еще должны подвергнуть само наше существование опасности. Вы прекрасно знаете, что «Армагеддон» — одна из самых сокровенных тайн ордена, которая сейчас может быть раскрыта из-за слюнтяйского поступка мальчишки, до конца так и не осознавшего величие и цель нашего предназначения. А в вас, мой дорогой Буассьер, говорит жалость и светские условности, плюс парижская рафинированность, которые вы так и не смогли в себе изжить.
— Побойтесь Бога, мессир, — первый из спорщиков, судя по всему, тоже не собирался отступать. — Во мне говорит врач, главным для которого всегда было и остается здоровье больного. Эта женщина нуждается в лечении, и я не могу равнодушно стоять рядом и смотреть, как вы собираетесь извести ее! И по том — это же женщина! Посмотрите, как она слаба! Чего и кого вы боитесь? Я знаю, что вы религиозны, и даже слишком, но все же — человек просвещенный, принадлежите к знатному и старинному роду. Как можете вы видеть препятствие вашим планам в этом несчастном хрупком существе, чудом избежавшем страшной гибели в морской пучине?
— Это не чудо, это ошибка в действиях брата Себастьяна, — зло сказал его высокомерный собеседник. — И я не намерен оставлять на своем корабле это средоточие соблазнов и похоти!
— И что вы сделаете? — насмешливо спросил доктор. — Опять выбросите ее за борт и оставите на съедение акулам? Или уморите в трюме голодом, всунув кляп ей в рот, чтобы не слышать стонов и криков о помощи нечаянной жертвы вашей ортодоксальности?
— Первое кажется мне предпочтительнее, — ледяным тоном промолвил все тот же, неумолимый в своей безжалостности, голос. — Снова оказавшись в воде, она решит, что мы и наш корабль ей привиделись. И кто знает, быть может, вашей протеже снова повезет, и какое-нибудь из проходящих мимо судов подберет ее. Или же она умрет — от голода и жажды.
— Право же, — тихо, но с вызовом сказал тот, к кому обращались Буассьер. — В отношении вас слово «иезуит» означает отнюдь не принадлежность к ордену, а служит характеристикой вашего ужасного нрава и дурных наклонностей.
— Не вы возложили на меня миссию, которую я исполняю, — после продолжительной паузы сухо ответил его собеседник, — не вам и судить меня. Однако ваша настойчивость вдруг натолкнула сейчас меня на мысль, что любое неприятное обстоятельство можно использовать во благо.
— Вы что-то задумали? — в голосе доктора послышались нотки подозрения.
— Закон дороги гласит — что потерял ехавший впереди, принадлежит тому, кто шел следом, — называемый мессиром самодовольно рассмеялся. — Я раздумывал над тем, что подарить моему старому другу Аль Джафару, и вот сама судьба вложила мне в руки этот бриллиант. Конечно, он еще нуждается в огранке, но, полагаю, что ваша врачебная забота и внимание придадут выловленной нами из воды дамочке тот товарный вид, который искренне порадует Аль Джафара. А он — большой ценитель прекрасного!
— Вы просто невыносимы! — вскричал доктор.
— Вам не угодишь, — усмехнулся его собеседник. — Вы только что обвиняли меня в жестокосердии, а теперь, когда я согласился сохранить этой несчастной жизнь, опять недовольны!.. Кстати, мне показалось, что ее ресницы дрожат. Она случайно не пришла в себя? И как давно? Слышала ли она наш разговор?
— Сомневаюсь, — быстро сказал доктор, поднося к лицу Анны что-то ароматное и пьянящее. Голова сразу закружилась, и она опять погрузилась в темноту.
Сны, которые посетили ее после этого, отличались приятностью и легкостью. Анна видела поляны с небывалыми по размеру соцветьями диковинных и совершенно незнакомых ей видов растений. Она нигде не заметила солнца или каких-то иных источников света и тепла, но кожей ощущала согревающие лучи, под которыми хотелось нежиться и томиться, не опасаясь внезапной и опасной перемены постоянства и силы этого невидимого огня. Потом Анна шла по вымощенной солнечным камнем тропе, которая то и дело сворачивалась шаром у нее под ногами, но Анна не падала — она словно парила над дорогой, не чувствуя ни веса своего тела, ни силы преодоления земного притяжения. Воздух, в котором она находилась, как будто расширялся, безгранично и незаметно для глаза. И при этом Анна не превращалась в маленькую точку посреди окружавшего ее бесконечного пространства, а сама, точнее, ее сознание, расширялось вслед за ним, охватывая все изменения вглубь и вверх, точно голова ее была гигантским воздушным шаром, который все набирал и набирал в объеме…
— Пульс, конечно, еще немного частит, — улыбнулся мужчина, указательным и большим пальцами правой руки державший Анну за руку у основания левого запястья. Анна узнала первый голос, он принадлежал одному из вчерашних — или позавчерашних? — невидимых собеседников. Боже, так сколько же в действительности прошло времени? Его называли «доктор Буассьер». — Но это все опий…
— Опий? — прошептала Анна, едва разлепив ссохшиеся губы.
— Не бойтесь, волноваться не стоит, — доктор вернул ее руку в исходное положение поверх одеяла, — зависимость вам не грозит. В небольших и разовых дозах все — лекарство, даже бруцин, змеиный яд.
— Вы — врач? — спросила Анна, решив не выдавать незнакомцу, что слышала разговор между ним и «мессиром», если, конечно, он тоже не был бредом, порожденным насильно употребленным ею опием.
