Донна Валентино - Рыцарь прерий
Кровь Господня, до чего неприятное положение дел! Ни один достойный своего звания рыцарь не мог бы позволить разбойникам беспрепятственно грабить дом своей дамы – но как достойный своего звания рыцарь может поступить иначе, если эта самая дама цепляется за его руку и молит не вынимать меча из ножен? Досада на собственное бессилие заставила его сдавленно хмыкнуть, соглашаясь с ней.
– Джеффри?
Джульетта робко окликнула его по имени. Возвышавшийся рядом с ней мужчина в чем-то вдруг изменился: она и сама не могла бы сказать, что именно произошло, но теперь он казался по-настоящему высоким и грозным. Она и раньше ощущала в нем огромную, хотя и хорошо контролируемую силу, – теперь же эта сила словно исходила от него мощными невидимыми волнами. Любознательный, немного сбитый с толку и довольно милый постоялец исчез. Теперь он высился перед Джульеттой настоящей твердыней мужественной уверенности, грозившей сокрушить все, к чему прикоснется.
Он стал рыцарем, готовым поднять меч ради своей дамы.
Благоразумная женщина отреагировала бы на это просто – постаравшись сбежать от такого человека подальше. И действительно, внутренний голос Джульетты отчаянно побуждал ее немедленно последовать примеру Алмы. А вместо этого она вдруг уцепилась за руку Джеффри и была совершенно бессильна расстаться с этим немыслимым созданием – как парашютик одуванчика, застрявший в усах грозного тигра.
На секунду Джеффри представился ей в том облачении, в котором они его нашли: в одежде из скрепленных между собой металлических колечек. Она вообразила его сидящим на громадном скакуне, с мечом и щитом. Рыцарь. Представитель сословия воинов, никогда не бывавших на этой земле. И тем не менее Джеффри утверждал, что относится именно к этому разряду людей. И в эту минуту, когда глаза его яростно сощурились, а все тело дрожало от усилия, которым он удерживал себя рядом с ней, чтобы не броситься в битву, она поверила, что каким-то образом это утверждение – правда.
Немыслимо! Джеффри д'Арбанвиль – всего лишь полубезумный нищий актер, очарованный, как все мужчины, манящими приключениями и сражениями. Как он мог вообразить, что сможет противостоять прекрасно вооруженным разбойникам? Он ничем не отличается от ее отца и Дэниеля, да и от самих приграничных разбойников: его не устраивают привычный мир, надежный дом, любовь привлекательной женщины… Но против пуль он так же беззащитен, как и ее покойный супруг!
О Господи, откуда к ней пришли эти мысли? Она не любит Джеффри д'Арбанвиля, ни на секунду не допускает мысли о том, что с ним можно было бы создать надежный семейный очаг. Конечно, нет! Отчаянно скачущий пульс, болезненное томление в самом тайном уголке ее тела – это наверняка результат неожиданной опасности, которая их застигла. И только. Она крепче сжала руку Джеффри: чисто рефлекторно и бесполезно. Джульетта давала другим своим мужчинам гораздо большее и все равно не смогла удержать их рядом с собой, вдали от опасности. Скорее они были наказаны за то, что стали объектами ее любви.
Джульетта заставила разжаться свои пальцы, сжимавшие руку Джеффри, но не смогла убрать ладонь – она осталась лежать на его рукаве так невесомо, что он ее не замечал. Из горла Джеффри вырвался еще один сдавленный стон, и он стремительно наклонился, чтобы припасть к ее губам.
Он уже целовал ее – в тот первый вечер. Но тогда в прикосновении Джеффри ощущалось голодное отчаяние человека, ищущего контакт с другим живым существом, словно для того чтобы увериться в собственной реальности. А этот новый поцелуй, властный и уверенный, подтверждал: в этом человеке что-то изменилось.
Или что-то изменилось в ней самой?
Неужели это действительно вдова Уолберн, стойкая и независимая владелица постоялого двора, полная решимости никогда больше не знать греховной страсти, – это она отчаянно вцепилась в плечи мужчины посредине прерии и упивается его поцелуем в тот момент, когда приграничные разбойники жгут и грабят город, который она поклялась пестовать?
– Джульетта, дивная Джульетта, – прошептал Джеффри. И мысли полной раскаяния вдовы Уолберн мгновенно вылетели из головы Джульетты.
Он заставил ее выгнуться назад и тесно прижал к себе, а его язык и губы превратили поцелуй в сладкое мучение. Она ощущала только запах его тела, который прогнал дым пожара, устроенного разбойниками. Ее сердце отчаянно колотилось в такт мощным ударам его сердца, и за этим биением не слышно стало других звуков. Но этого было недостаточно: Джульетта запуталась своими тонкими пальцами в роскошных волосах Джеффри, наслаждаясь тем, как напрягается и наливается страстью его тело.
Он заставил ее покинуть землю – совершенно буквально, подхватив на руки с неимоверной легкостью, словно пушинку или снежинку, и прижал ее к себе так нежно, что она чуть не растаяла. Одним движением ноги он отпихнул всю тщательно приготовленную Алмой еду и уложил Джульетту на розовое одеяло. Хотя он и уперся локтями в землю, большая часть его веса пришлась на Джульетту, и с каким-то отстраненным удивлением она заметила, что приподнимается к нему навстречу, словно жаждет ощутить его еще сильнее.
– Ах, Джеффри! – прошептала она, когда он прервал поцелуй, чтобы нежно прикоснуться к ее подбородку и скользнуть по ставшей вдруг мучительно чувствительной коже шеи.
Он пробормотал что-то рядом с ее ухом – что-то напевно-ритмичное. Глуховатые слова породили в глубине ее тела сладкую дрожь, и когда она невольно затрепетала, он властно провел рукой от ее плеча до колена.
– Vous etes un ange descendu sur terre.
– Что… что вы говорите?
От его поцелуя и прикосновения у Джульетты перехватило дыхание.
В негромком смехе Джеффри прозвучало скорее мужское торжество, нежели веселье. При этом он не оторвал губ от ее шеи, так что его горячее дыхание коснулось ее кожи, и чувственное дуновение заставило ее снова задрожать.
– Простите, что я вас смутил. Я обратился к вам по-французски. Ведь это же мой родной язык, Джульетта, и признаюсь, что попытка переводить мои мысли на ваш вариант английского сейчас меня мало привлекает.
– Но что это было? Что вы сказали?
Она смотрела на него, и в ее дивных глазах цвета небесной лазури отразилась буря страсти. Ее пристальный взгляд заставил Джеффри опомниться.
«Вы ангел, сошедший на землю», – сказал он женщине, которая смущает его с поистине дьявольской хитростью.
Кровь Господня, разве он только что с мукой не напоминал себе, что никогда не сможет сделать эту женщину своей? Разве он всего какой-то час назад не отправился на пикник с другой, поставив себе целью найти горы, которые уведут его далеко от этого времени, этого места… этой женщины? А приграничные разбойники… Видимо, им овладело боевое безумие. Он и прежде знал о таком состоянии, когда опасности и разрушения делают самые низкие человеческие инстинкты практически непреодолимыми, словно для того чтобы утвердить жизнь перед лицом смерти. Иначе никак нельзя объяснить то, что он повернулся спиной к разрушениям ради того, чтобы ласкать девицу, овладеть которой он не смеет.
