Энн Летбридж - В крепких руках графа
Он быстро вздохнул, его лицо обрело настороженный вид. Опять он отдаляется. Ну и что? Какое ей до него дело?
— Верно, вы правы, — просияла миссис Хэмптон. — Обязательно передам брату ваши наблюдения при встрече.
— Вы слишком добры, мэм.
Миссис Хэмптон с деловым видом убрала вышивку в ящик стола.
— Думаю, пора готовиться ко сну, мисс Уилдинг. — Она встала с дивана.
Граф выпрямился.
— Спасибо, что поделились с нами этой замечательной книгой.
— Возьмите себе. Уверена, вы найдете в ней еще много поучительного.
Мэри метнула взгляд на графа.
— Хотите, я сделаю вам копию, ваше сиятельство? Человеку в вашем положении это пойдет на пользу.
Неужели прозвучало как оскорбление? Мэри стало обидно за графа.
Он безучастно посмотрел на вдову.
— В этом нет необходимости, мэм. Думаю, мисс Уилдинг с радостью одолжит мне свою копию. Уверен, мне понравится слушать, как она читает по вечерам.
Мэри открыла рот от удивления.
— Что ж, хорошо. Должна признаться, я, как правило, не очень одобряю леди, которые сами зарабатывают себе на жизнь, но вашим девочкам повезло, что у них такая учительница. — Вдова натянуто улыбнулась.
Мэри бросила быстрый взгляд на графа. Он приподнял бровь.
— Благодарю. — Мэри решила принять слова миссис Хэмптон за комплимент.
Вдова направилась к двери.
— Вы идете, миссис Хэмптон?
— Останьтесь, — потребовал граф. У него был удивленный вид, словно он не собирался этого говорить.
Потрясенная до глубины души, Мэри уставилась на него.
— Еще рано, — добавил он как бы невзначай. — Не составите ли вы мне партию в шахматы, мисс Уилдинг?
Слова графа прозвучали как предлог, чтобы остаться с ней наедине.
— Все, я ушла. — Миссис Хэмптон бросила в его сторону колкий взгляд. — Поскольку мисс Уилдинг ваша подопечная, милорд, и нет ничего предосудительного в том, что она останется, я все же настоятельно рекомендую ей последовать моему примеру.
Граф плотно сжал губы. Он не знал, как остаться джентльменом, получив такой удар по самолюбию. Если Мэри послушает миссис Хэмптон, для вдовы это будет означать небольшой триумф.
Граф невозмутимо ждал решения девушки. Гордость не позволила ему настоять на своем. Мэри следовало уйти.
— Я ненадолго останусь, — поспешно проговорила она и покраснела. Зачем ей беспокоиться о его чувствах? Если, конечно, он вообще обладал способностью чувствовать.
— Тогда я желаю вам обоим доброй ночи. — Вдова вышла из комнаты.
— Вы ведь играете в шахматы? — спросил граф.
— Боюсь, весьма посредственно, — ответила она настолько спокойно, насколько позволяло бешено колотящееся сердце. Они с Салли частенько играли в шахматы, но Мэри не покидало чувство, что правила придумала Салли, поскольку всегда ей проигрывала. К счастью, не надо было учить этому девочек. — Мне лучше уйти и оставить вас.
— Испугались, мисс Уилдинг?
Конечно, испугалась. Она была бы не в своем уме, если бы не испытывала страх. Главное, не показывать это графу.
— Не думаю, что вам будет увлекательно со мной играть.
Он склонил голову.
— Тогда давайте продолжим с того места, где остановились. Вы почитаете для меня, мисс Уилдинг?
Мэри опустила взгляд на книгу проповедей.
— Честно говоря, мне не очень хочется.
Граф вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую книжицу.
— Может быть, это вам больше придется по вкусу. — Он протянул ей небольшой томик, обтянутый коричневой кожей с золотым тиснением.
Мэри прочитала название.
— «Королева фей», Эдмунд Спенсер. Непростая для чтения.
— Но не для вас.
В голосе Бейна прозвучало что-то такое, что заставило Мэри ему подчиниться, ей по-прежнему было трудно разгадать его намерения. Он напоминал ей темного ангела, которого изгнали с небес. Ведь семья тоже не признавала его. Как же она его понимала. В сердце проснулось сочувствие.
Она прекрасно знала, каково это — чувствовать себя одинокой.
Мэри опустила глаза и открыла обложку.
«Навсегда поселившейся в моем сердце Лауре, ЛББ», — увидела она. Б, должно быть, означает Бейн. Если так, Мэри странно узнать имя графа. А если он дал книгу Лауре, почему она к нему вернулась? Мэри взглянула на него, он лишь кивнул, чтобы она продолжала. Мэри открывала самое начало. Страницы были потертыми и замусоленными.
— Похоже, книгу часто читали, — буркнула она.
— Да.
Мэри покраснела, услышав в его голосе нотки равнодушия. Он явно не собирался давать ей никаких пояснений. А она слишком горда, чтобы настаивать.
Мэри пробежала глазами первые несколько строк, чтобы поймать ритм.
Наряд пастуший сбрасываю с плеч;Угодно ныне музе-чаровницеВ несвойственный мне труд меня вовлечь,Чтоб трубный глас наследовал цевницеИ пел я гимны рыцарской деснице,Прославив красоту любезных дам,Чтоб мне примкнуть к священной вереницеТех, кто привержен думам и трудам;Любви и доблести я должное воздам[1].
Немного поколебавшись, она справилась со слогом и древним письмом. Однако все ее трудности были связаны не с текстом. Она почти кожей чувствовала присутствие графа. От одной только мысли о нем все чувства начинали путаться. Даже его взгляд вызывал дрожь по всему телу.
Несколько минут спустя она погрузилась в мир рыцарей. Одна за другой с ее языка слетали изящные строфы.
Постепенно Мэри стала осознавать, что ей вторит низкий мужской голос, сначала шепотом, потом все громче и громче, пока, наконец, их голоса не слились в унисон. Только граф читал по памяти.
Голос Мэри опустился до шепота и совсем стих. Она посмотрела на него. Мысленно он был в другом месте. Его мрачное лицо выражало печаль, словно строки, которые он произносил, воскрешали в памяти далеко не самые счастливые воспоминания.
Дочитав первую песнь, он, казалось, пришел в себя и понял, что Мэри давно перестала читать. Слабый румянец окрасил его скулы.
— Вы очень хорошо читали, — одобрил он.
— А вы знаете поэму наизусть, — отметила Мэри.
— Я так часто ее слышал, кажется, она навсегда запечатлелась в моей памяти.
Граф забрал книгу и сунул во внутренний карман.
Сердце Мэри сжалось при мысли о Лауре, чью книгу граф хранил у самого сердца. Уж не ревность ли это?
— Она принадлежала моей матери. — Его по обыкновению резкий голос стал совсем хриплым, словно ему трудно было говорить. — Это было единственное, что она взяла отсюда, кроме меня.
