Кора Бек - Эльнара. Путешествие за море
— Если хочешь сохранить свою паршивую голову на плечах, ты, подлый негодяй, должен отвечать на все мои вопросы предельно правдиво. Я хочу знать, какую порчу ты собирался навести на мой дом, когда принялся строить у ворот странный предмет из снега, пользуясь временным отсутствием привратника?
— Я уже объяснил привратнику, — Султан, руки которого оказались скручены за спиной крепкой веревкой, а на раненые плечи с двух сторон давили два рослых лакея, попытался приподнять голову, — что никаких дурных намерений относительно вас я не имел, господин. Да, от нечего делать я вылепил из снега печку и котелок для плова… Так называется восточное блюдо… Но и только. Что в этом такого ужасного? Неужели из-за этого я вынужден терпеть столь несправедливые муки?
— Здесь вопросы задаю я, — сухо заметил высокомерный испанец, а в следующее мгновение его тонкий, но неимоверно жгучий хлыст вновь прошелся по незащищенному лицу Султана, отчего на глазах невольно выступили слезы, — это во-первых, а во-вторых, жалкий человечишко, не тебе судить о том, что справедливо, а что нет. Я спрашиваю, кто тебя подослал: мои давние враги из Испании или, быть может, недруги из соседней Франции? Для кого ты старался, вылепливая из снега у самых ворот моего дома эту дурацкую печь и котел? Зачем ты забросал свой котел камнями? Отвечай поживее!
— Эти камни изображали мясо, без которого невозможно представить себе приличный плов, — ответил измученный хоршик.
— Знай, если ты не перестанешь мне нагло лгать, очень скоро я тебя самого превращу в это мясо и брошу на съедение бродячим псам, — зло прошипел Карерас. — Что за ерунду ты мне мелешь, негодяй? Вздумал отнимать мое драгоценное время своими глупыми сказками? Лучше тебе, голубчик, сознаться по-хорошему в том, что ты занимаешься колдовством! А колдовство на территории Ланшерона запрещено Указом короля, так что тебе придется очень даже несладко.
— Я — не колдун! — вскричал Султан, пытаясь приподняться на ноги. — Поверьте, господин, я обычный человек, привыкший честным трудом зарабатывать себе на кусок хлеба.
— Боюсь, работать тебе, подлый обманщик, еще долго не придется. Если вообще когда-нибудь придется, — усмехнулся синьор Карерас, после чего приказал слугам: — Всыпьте этому негодяю двадцать ударов палками. Я хочу отбить у него всякую охоту к непотребным делам. Скорее всего, он не выдержит этого испытания, а потому, когда стемнеет, сбросьте его паршивое тело в реку, да не забудьте подвесить камень потяжелее. Мне не нужны лишние разговоры в городе об этом.
Внезапно почувствовав острый голод, что случалось с Фернандо всякий раз, стоило ему устроить себе какое-нибудь маленькое развлечение, он направился в столовую. По крикам, доносившимся с заднего двора, испанец пытался определить усердие своих слуг, взявшихся за истязание спутника той самой красавицы, о которой Карерас, отвлеченный забавным приключением, чуть не позабыл.
Столовая представляла собой вытянутое в длину большое помещение, в котором напрочь отсутствовали окна. Точнее говоря, на стенах, обитых шелковыми коричневыми обоями, можно было разглядеть несколько окон, за которыми чернел ночной небосвод, усеянный таинственными звездами. Но окна эти были нарисованы рукой искусного художника, благодаря чему, невзирая на царившее истинное время суток, Фернандо Карерас всегда имел возможность наслаждаться пребыванием в ночи. У противоположной от окон стены стояли в ряд три низких дубовых буфета, за стеклянными дверцами которых загадочным притягательным светом мерцало столовое серебро. Посередине комнаты находился длинный стол, застеленный ярко-красной атласной скатертью. С одного конца стол был тщательно сервирован и заставлен разнообразными яствами, от которых исходил дразнящий, аппетитный аромат. У другого конца стола находилась Эльнара, безмерно утомившаяся от неизвестности и страшно уставшая от долгого пребывания на ногах. Слуга, прислуживающий хозяину дома за обедом, не спускал с нее глаз ни на мгновение.
Бросив мимолетный взгляд на девушку, синьор Карерас быстрым шагом вошел в столовую. Он с удовольствием откинулся на спинку кресла, пока слуга осторожно поправлял накрахмаленную салфетку на его груди, а затем с аппетитом приступил к трапезе. Фернандо Карерас не имел привычки звать гостей в свой просторный, хотя и несколько необычный дом, а потому за его длинным обеденным столом находилось только одно кресло, предназначенное ему самому. Донельзя удивленная подобным обращением, Эли по-прежнему стояла у другого края стола, устремив печальный взгляд уставших глаз в сторону нарисованных окон.
— Тебе нравится мой дом? — внезапно раздался самоуверенный голос синьора Карераса, утолившего первый голод.
— Нет! — резко ответила девушка.
— Почему? — искренне изумился мужчина, воображавший, будто ему, благодаря полету смелой мысли, удалось воплотить некий земной рай, о котором простые смертные не смеют и мечтать. Фернандо не просто любил свой дом, но безумно гордился им.
— В нем нет жизни, — последовал краткий ответ.
— А что, по-твоему, есть жизнь? — Карераса забавляла эта молоденькая девушка. Казалось, она претендовала на знание вещей, которые для других оставались загадкой на протяжении многих десятилетий, да и те искушенные философы далеко не всегда находили ответ на сей непростой вопрос.
— Любовь, — Эли устремила серьезный взгляд на заносчивого мужчину, вызывающе закинувшего ногу на ногу. — А еще яркий солнечный свет, согревающий теплом и пробуждающий все живое от сна. Свежий ветер, который способен чистотой своего дыхания вдохнуть жизнь даже в тяжелобольного человека. Яркие краски многоликой природы, радующие глаз и дарующие покой человеческой душе. К сожалению, ничего этого в вашем доме, синьор Карерас, нет. Ваш дом больше напоминает мне холодный склеп, нежели человеческое жилье.
— Зато я чувствую себя в нем просто превосходно, — парировал высокомерный испанец, — а это важнее всего! Мне нет абсолютно никакого дела до мнения безликой толпы, живущей общепринятыми представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Толпа может легко ошибиться, но человек, выстрадавший свои убеждения, — никогда! Ты очень молода, Принцесса! Кстати, судя по твоему весьма необычному имени, ты еще не научилась отличать, что в этой бренной жизни действительно ценно и значимо, а что преходяще и бесполезно. Солнечный свет, который ты так горячо восхваляешь, на деле нередко слепит глаза, вызывает головокружение, наконец, способствует увяданию кожи и даже появлению преждевременных морщин. Свежий ветер может довести совершенно здорового человека до серьезной болезни, а краски природы своей безалаберной аляповатостью утомляют взор и раздражают человеческую душу, которая жаждет покоя и тишины. В то же время благословенная ночь не только позволяет человеку отдохнуть и набраться сил для множества дел, коими полна наша грешная земная жизнь, но и дает счастливую возможность более осмысленно и упорядоченно взглянуть на вещи. Это порой в корне меняет мировоззрение человека, и он получает возможность подняться на более высокую ступень в своем духовном развитии, чем все остальные людишки. Скажи, разве тебе не лестно было бы почувствовать себя на порядок-другой выше всей прочей, безликой и суетливой массы?
