Бонни Вэнэк - Кобра и наложница
— Ну, а я не должен, — спокойно сказал он, и в следующую секунду Кеннет почувствовал удар мощного кулака в лицо.
Элизабет закричала. Кеннет покачнулся назад, стараясь удержаться на ногах и преодолеть головокружение и боль. Выпрямившись и стерев струйку крови, стекавшую из разбитых губ, он с горькой улыбкой посмотрел на свои красные от крови пальцы.
— Я заслужил это, — тихо сказал он.
Он встретился взглядом с телохранителем шейха.
— Я заслужил это тем, что я сделал, когда уезжал. Будем считать, что мы квиты? Или вы ждете ответа на свою любезность?
Рамзес не отрывал от него пристального холодного взгляда.
— Квиты? Я в этом не уверен.
— Прекратите. Прекратите сейчас же. Вы все! — кричала Элизабет. — Джабари, Кеннет твой молочный брат. Почему ты так обращаешься с ним? Он член нашей семьи.
И Элизабет, всегда владевшая собой, заплакала. Из ее прекрасных голубых глаз потекли слезы.
— Он член семьи, не поступай с ним так, — повторяла она.
Выражение лица Джабари мгновенно изменилось. Теперь на нем читалось искреннее раскаяние. Он вложил меч в ножны и обнял жену. Она спрятала лицо у него на груди.
— Я жалею, любовь моя, что огорчил тебя.
— Лиз, что с тобой? — нежно спросил Кеннет, более обеспокоенный ее возбужденным состоянием, нежели враждебностью встречавших.
— Это из-за ее положения. Она сейчас особенно возбудима, потому что снова ждет ребенка. Только вчера она это обнаружила, — объяснил шейх.
Маленького роста, изящная темноволосая женщина, одетая так же, как и Элизабет, в синее, со светло-голубым шарфом на голове, прокладывала себе путь в толпе. На ее левой щеке выделялся шрам. Он узнал взгляд глубоких зеленых глаз. Кэтрин! Ее лицо озарилось восхитительной улыбкой.
— Хепри! — воскликнула она и обняла его.
Рамзес приблизился к ним и с бесстрастным видом отвел от Кеннета свою жену.
Чувствуя себя крайне неловко, Кеннет печально улыбнулся им обоим.
— Твой отец просил меня передать всем вам, а также ребенку, которого вы ждете, его наилучшие пожелания.
Мужчины продолжали молчать. Женщины встревоженно переглядывались.
Проклятье, это оказалось чертовки трудно. Он жалел, что выплеснул на Джабари свой гнев, когда уезжал. Те его слова оставили у шейха более глубокий след, чем могли бы оставить какие-то физические действия.
Он сделал еще одну попытку, обращаясь в основном к женщинам:
— Я не удивляюсь, что вы обе ждете рождения детей. Рамзес всегда хвастался, что по длине волос мужчины можно судить о его способности к деторождению.
Он взглянул на обоих Хамсинов, из-под синих тюрбанов которых выбивались длинные кудрявые волосы. Затем Кеннет дотронулся до своей непокрытой головы. Его волнистые каштановые волосы были острижены и едва прикрывали затылок.
— Наверное, это лучшее средство для предохранения? — предположил он.
Женщины рассмеялись, Рамзес и Джабари неохотно улыбнулись. Кеннет повернулся к своему верблюду и, достав из походного мешка посылку и конверт, не спеша подошел к Кэтрин и подал ей.
— Это от твоего отца. Он тебя любит.
Кэтрин передала посылку мужу, а сама с нетерпением разорвала конверт.
— Письмо от папы. О! И какое длинное!
Рамзес развернул квадратную коробочку и прочел наклейку.
— Английский чай? — его брови удивленно изогнулись.
— Самый лучший, — пояснил Кеннет.
Черт побери, он прочел это название так, как будто это был мышьяк.
Покрасневшие от слез глаза Элизабет сверкнули удовольствием.
— Настоящий английский чай. Как замечательно!
— Спасибо, — бегло просмотрев письмо, Кэтрин подняла взгляд на Кеннета. — Хорошо, что ты подружился с отцом.
— Он мне очень помог.
— Хепри, — медленно сказал Джабари, — я рад, что ты вернулся.
В настроении шейха произошел перелом. Он устремил на Кеннета пронизывающий взгляд.
— Не совсем так. Нам нужно обсудить кое-какие очень важные дела. Конфиденциально. Парадный шатер подойдет. Я приехал сюда, потому что ценю те отношения, которые когда-то связывали всех нас.
На лице шейха с плотно сжатыми губами промелькнул интерес. Он кивнул и посмотрел на Рамзеса.
— Мы оба выслушаем то, что ты должен нам сообщить.
Кивком головы он показал на большой черный парадный шатер для официальных церемоний и торжеств, в котором проводились военные советы и принимались важные решения.
Оставив своих жен, мужчины зашагали к шатру. Кэтрин, сжав в руках белые листки письма, озадаченно глядела на Кеннета. То, что произошло, не предвещало ничего хорошего. Джабари не отдал приказа своим воинам приготовить для гостя ночлег. Это означало, что его не собирались оставлять в лагере.
Заткнув большие пальцы рук за пояс, Кеннет решительно зашагал к шатру, сопровождаемый двумя воинами, которые когда-то были его ближайшими друзьями, его братьями.
* * *
Скрестив ноги, он уселся на покрытый пестрым ковром пол шатра. Ветер надувал парусом циновки, которые для создания доверительной обстановки были опущены. Стараясь подавить собственное волнение и выглядеть спокойным, Кеннет изучал лица шейха и Рамзеса. Его дыхание стало ровным и спокойным. Не было заметно и следов волнения. Однако его брюки промокли от пота. Он столько лет прожил в знойной пустыне, а теперь казалось, что его тело совершенно потеряло способность приспосабливаться к этой невыносимой жаре.
Когда-то он носил костюм судьи племени: биниш цвета индиго, мягкие легкие шаровары, сапоги из мягкой кожи, острую саблю, свободно висевшую у пояса. Теперь ничего этого не было, а хорошо сшитый костюм военного цвета хаки делал его еще более чужим этим людям.
Джабари приветствовал его, сохраняя настороженное выражение лица. Кеннет отвечал тем же. Их взаимная враждебность была подобна огню, потрескивавшему и вспыхивавшему от притока воздуха. Время от времени Кеннет касался рукой татуировки на своей правой руке, маленький тотем — Кобра напоминал ему другое время и место, когда он сражался в бою вместе с этими людьми, а не против них.
— В тот день, когда ты уезжал в Англию, ты совершенно ясно выразил свое желание никогда больше не видеть меня, — бесстрастным тоном промолвил Джабари.
Кеннет почувствовал, как у него свело мышцы шеи, он потер ее, пытаясь ослабить напряжение.
Самым неразумным было бы начать разговор с сообщения о том, что Рашид оказался вором. Прежде всего надо разобраться с прошлым, помириться с шейхом. Глубоко в глазах и сердце шейха таилась обида, нанесенная Хепри, когда он уезжал из лагеря.
«Я тебе не брат и никогда им не был!»
