Виктория Холт - Украденные ночи

Он обернулся ко мне.

— Сэйра, я не сомневаюсь, что наш остров приведет тебя в восторг. А ты как думаешь, Клинтон?

— Я надеюсь стать свидетелем ее экстаза, — заявил тот.

Я сделала вид, что не услышала этой реплики, а отец продолжал:

— Представь себе прозрачные ручьи с густо поросшими бамбуком берегами… Эти ручьи, извиваясь, бегут через поля… Горы тоже прекрасны, Сэйра. Там даже есть места, остро напоминающие мне наш собственный озерный край. Ландшафты там меняются так же неожиданно, как и дома… Только там эти перемены намного радикальнее. Рисовые поля сменяются горными пиками, которые в свою очередь уступают место джунглям. А на северо-западе всегда сухо и не растет ничего, кроме низкорослого кустарника. Но все эти красоты стоит увидеть собственными глазами, описать их необыкновенно трудно.

После обеда мы перешли в зимнюю гостиную пить кофе, и я заметила, что отец засыпает на ходу.

Клинтон Шоу наклонился к моему уху и прошептал:

— Мне кажется, вашему отцу лучше пойти поспать. Он совсем измучен.

Тетя Марта услышала его и встала из-за стола.

— Надеюсь, вам будет удобно, — чопорно произнесла она.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.

Я знала, что уснуть мне все равно не удастся. Сбросив платье, я накинула халат, распустила волосы и начала их расчесывать.

Сидя перед зеркалом, я изучала свое отражение. У меня в комнате горела лишь одна лампа, зато на туалетном столике стояло две свечи.

Глядя на себя, я задавалась вопросом, не разочаровала ли отца наша встреча. И как меня находит Клинтон Шоу? Я вдруг поняла, что с момента нашей встречи у экипажа я пытаюсь о нем не думать, однако эти мысли настойчиво возвращаются. Видимо, дело было в нем. Наверняка он точно так же бесцеремонно вторгается туда, где его совершенно не ждут. Он слишком напорист, слитком самоуверен… и совершенно не похож на Эверарда или Тоби. Они всегда были так обходительны, что в их присутствии я чувствовала себя окруженной вниманием и заботой. В присутствии этого человека я испытывала необходимость постоянно быть начеку и держать оборону против его бьющей через край мужской агрессивности.

Он не скрывал того, что я его интересую. По крайней мере, можно было не сомневаться в том, что в противном случае он не стал бы утруждать себя и делать вид, будто я произвела на него впечатление. Но в течение вечера я неоднократно ловила обращенные на себя дерзкие взгляды. А когда я давала ему понять, что мне это неприятно, он сохранял невозмутимое спокойствие, не обращая на мое возмущение ни малейшего внимания.

Как ни странно, я отметила, что сегодня выгляжу особенно хорошо. Густые каштановые волосы не стали нисколько покладистее с тех пор, как Мег накручивала их на ночь на тряпки, рассчитывая получить к утру пружинистые локоны. Тем не менее, сегодня их упрямая прямота меня даже украшала. Мои глаза, которые не были ни серыми, ни зелеными, ни карими, а включали в себя понемногу от каждого из этих цветов и как следствие казались мне бесцветными, сияли и даже как будто позаимствовали у наброшенного на мои плечи халата голубизны. Единственной чертой, унаследованной мной от мамы, были густые и длинные ресницы. В остальном я была типичной Ашингтон и подобно им имела прямой и довольно длинный нос, к счастью, значительно уступающий носу тети Марты. Что касается ртов, то на портретах я рассмотрела две разновидности — поджатые губы, доставшиеся также и моим теткам, и чувственный рот, переданный мне отцом. Сегодня мои обычно бледные щеки покрывал легкий румянец, и именно этому я была обязана своей более чем обычно привлекательной внешностью.

Это волнение, вызванное приездом отца, решила я. Тем не менее я знала, что здесь кроется что-то еще.

Этот человек приехал сюда ненадолго, напомнила я себе. Он пробудет у нас несколько дней, после чего переедет в Лондон, где его так же, как и моего отца, ждут дела. Я пыталась понять, что общего может быть у отца с подобным типом. Его трудно было назвать идеальным компаньоном, хотя, конечно, их плантации находятся совсем рядом, что делает их близкими соседями.

Я продолжала методично расчесывать свои волосы, когда мое внимание привлек какой-то звук, донесшийся из коридора. Шаги. Они затихли у моей двери. Раздался стук.

Я встала.

— Кто там? — громко произнесла я.

Дверь отворилась.

— Вы позволите? — спросил Клинтон Шоу. — Мне нужно многое вам сказать.

Я почувствовала, что заливаюсь краской. Я крепко сжала ручку щетки для волос, как будто собралась отбиваться ею от непрошеного гостя.

— Здесь! Сейчас! — срывающимся голосом воскликнула я. — В моей спальне?

Он огляделся улыбаясь.

— Я и представить себе не могу другое место, где разговаривать было бы удобнее. Здесь нас точно никто не побеспокоит.

— Мистер Шоу… — начала я.

— Пожалуйста, называйте меня Клинтоном. Поскольку я называю вас Сэйрой, это выравняет наши отношения. Многие из моих друзей зовут меня Клинт. Странное имя, верно? Меня назвали в честь поместья, где некогда жили мои предки. В моей семье из поколения в поколение мальчиков называли Клинтонами. Или Клинт вам нравится больше?

— Если у меня есть выбор, я предпочитаю называть вас мистером Шоу.

— Я согласен и на это… пока. Лишь бы вы меня не прогоняли.

— Мистер Шоу, — вздохнув, произнесла я. — Вы, кажется, считаете себя очень остроумным и совершенно неотразимым…

— Интересно, с чего вы это взяли. Не иначе как это ваше собственное мнение.

— Я уверена: то, что вы хотите мне сказать, может быть озвучено завтра и в другом, более подходящем месте. Вы в нашем доме гость, и ваше появление в моей спальне совершенно неуместно… особенно без приглашения.

— Ах, как бы я хотел получить подобное приглашение, — с сожалением в голосе откликнулся он.

— Вы слишком самоуверенны, а ваше поведение кроме как оскорбительным назвать нельзя. Вы сами удалитесь или мне позвонить?

— Мне многое нужно вам рассказать, — повторил он. — Речь пойдет о вашем отце. Я всего лишь считал, что чем скорее вы все узнаете, тем лучше.

— Что с моим отцом?

— Вы позволите мне присесть? Так будет удобнее нам обоим.

Он не стал дожидаться моего ответа, а огляделся вокруг. Мне показалось, он сейчас усядется на кровать. Вместо этого он сделал несколько шагов в сторону окна и расположился в кресле.

Это меня возмутило, но я понимала, что ничего не могу с этим поделать. Мне не хотелось чрезмерно драматизировать ситуацию, в то же время я не понимала, как могу позволить ему остаться. Вот он сидит в кресле посередине моей спальни, в то время как срок нашего знакомства насчитывает всего несколько часов! Приказать ему покинуть комнату? Дернуть за шнурок звонка и попросить помощи слуг? Он язвительно поглядывал на меня, как будто читая мои мысли, доставлявшие ему немалое удовольствие.