Джулиана Грей - В объятиях принцессы
Кулаки Сомертона сжались. Он дернул поводья, заставив коня раздраженно мотнуть головой. Он вспомнил, как впервые увидел ее тело, как с изумлением и ужасом смотрел на ее груди, на изящный изгиб бедер. Он испытывал одновременно ярость и грусть, не мог не думать о тайне, которую хранила эта худенькая девушка.
Граф подъехал к конюшне и спрыгнул на землю едва ли не раньше, чем Байрон остановился. Бросив поводья подоспевшему груму, он буркнул:
– Позаботься о нем как следует. – Не задержавшись ни на минуту, он быстро зашагал к широкой мраморной лестнице, ведущей в Сомертон-Хаус.
Неужели жар вернется? Он часто снижался по утрам, но уже в полдень температура снова начинала подниматься, принося с собой дрожь и лихорадочный бред, от которых не могли избавить ни дополнительные одеяла, ни огонь в камине. Один раз, когда никого не было рядом, граф лег рядом с девушкой и прижимал ее пылающее тело к себе, пока она не перестала дрожать. Она постоянно что-то бормотала в бреду, но слова ее были бессвязными – по крайней мере граф не мог найти в них никакого смысла.
Но теперь лихорадки не было уже два дня, и доктор заверил его, что кризис миновал. Мисс Маркем скоро придет в себя, и начнется процесс выздоровления. Сомертон смотрел на ее неподвижное тело, укутанное белыми простынями, на выбритую голову, такую маленькую и хрупкую на огромной подушке, и не мог поверить своим глазам. Ему казалось, что болезнь в любой момент может вернуться и отобрать у него это хрупкое существо, неожиданно ставшее для него величайшей драгоценностью.
Он шагал вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, распахнул дверь раньше, чем ее успел открыть перед ним лакей, и поспешил к лестнице, идущей на верхние этажи.
– Ваша милость! – Голос Памелы был громким и… оживленным?
Сомертона охватила такая сильная паника, что стало трудно дышать.
– Что? – рявкнул он, резко остановившись. – Вернулась лихорадка?
Но Памела довольно улыбнулась. Ее физиономия лучилась радостью.
– Нет, сэр, все в порядке. Она пришла в себя. Я как раз вышла, чтобы сообщить вам.
Но граф, больше не слушая ее, бежал по коридору к знакомой двери, ухватился за дверную ручку и замер. Закрыв глаза, он призвал себя успокоиться и собраться с мыслями.
Так не годится. Столь сильный накал эмоций ни к чему хорошему не приведет. Необходимо подавить его.
Граф со всем вниманием уставился на дверную ручку, которую сжимал в руке, стараясь унять биение сердца. Он напомнил себе об обмане – девушка водила его за нос много месяцев. Следовало обдумать и другие вопросы. Кто ее послал? С какой целью? Сколько вреда она успела причинить? Все это помогало ему отвлечься от владевшего им в течение последних недель страха ее потерять, возвращало способность мыслить логично.
Он уже некогда чувствовал нечто подобное, напомнил он себе. И даже женился на предмете своей страсти. И что из этого вышло?
«Ты слаб, – сказал себе Сомертон. – И излишне эмоционален».
Почувствовав, что к нему вернулось здравомыслие, граф распахнул дверь. Руки дрожали только слегка… совсем незаметно.
Надо же. Очевидно, к нему вернулось недостаточно здравомыслия, чтобы побороть острое разочарование, стиснувшее горло.
Памела ошиблась. Маркем спал… спала. Лицо девушки было осунувшимся, измученным. Она слегка повернула голову, и ему была видна синяя жилка, бившаяся на шее. Дыхание оставалось учащенным. В комнате царили полумрак и запах болезни.
Граф подошел ближе, и половицы громко заскрипели под его грузным телом.
Ресницы больной затрепетали. Какие же они, однако, густые и длинные. Вероятно, он все же слеп, если умудрился ничего не заметить. Он же очень много времени проводил рядом с ней, видел ее мягкие карие глаза, нежное лицо и ничего не заподозрил.
Глупец. Дурак. Идиот.
– Сэр? – хрипло прошептала Луиза.
Тихое короткое слово запустило в его организме некую сложную химическую реакцию. Его охватили одновременно радость и смятение, облегчение и злость. Все хорошо. Она жива.
Она его обманула.
Она его спасла.
Она полна пороков. Она полна изящества.
Кто она?
Сомертон погладил пальцем набалдашник трости, которую все еще держал в правой руке.
– Так-так, Маркем, похоже, вам все же удалось избежать смерти. Помогла ваша обычная ловкость. Вы ничего не хотите мне сказать?
Луиза облизнула губы.
– Где я?
– В Сомертон-Хаусе, разумеется.
– Это вы привезли меня сюда?
– Ну я же не мог отправить вас почтовой посылкой, – усмехнулся граф. – Кстати, имейте в виду, Маркем, сейчас начало апреля. Вы, как медведь, проспали весь конец зимы.
Луиза посмотрела на потолок, а потом плотно зажмурилась. Из-под ресниц появилась единственная слезинка и покатилась по щеке.
– У меня ничего не вышло, – прошептала она, но так тихо, что граф усомнился, правильно ли он расслышал.
Он прислонил свою трость к стулу, на котором не раз спал у ее постели в последний месяц.
– Позже вы сможете поблагодарить меня за то, что я спас вам жизнь, а потом лечил вас и ухаживал, не считаясь с собственными неудобствами.
– Спасибо.
– Так-то лучше. Правда, до прежнего Маркема вам пока далеко. Кстати… – Сомертон вопросительно взглянул на больную, как будто идея только что пришла ему в голову. – Как мне вас теперь называть? Знаете, обращаясь к вам по-прежнему – мистер Маркем, – я испытываю некоторую неловкость.
– О чем вы?
– Дорогая моя, доставив вас сюда в бессознательном состоянии, я раздел вас собственными руками.
Луиза повернула голову и молча уставилась на своего спасителя. Сомертон мог поклясться, что она покраснела. Значит, в ее хрупком теле еще осталась кровь, которая прилила к щекам. Рот в ужасе приоткрылся.
– Судя по вашему шокированному лицу, вы этого не помните, – констатировал он. – Впрочем, это не важно. Должен признаться, вы были не в том состоянии, чтобы восхитить мужчину своим телом.
– Замолчите, ради всего святого, – всхлипнула Луиза и отвернулась. Ее волосы отросли на каких-то полдюйма и казались темнее, чем раньше. Или всему виной полумрак в комнате.
– Вижу, в вас просыпается дух старины Маркема. Рад, что это произошло так быстро. Вы не возражаете, если я немного приоткрою шторы? Атмосфера комнаты больного действует на меня угнетающе. – Сомертон отошел к окну, не в силах видеть изможденное лицо больной.
– Луиза, – сказала она. – Меня зовут Луиза.
Граф замер, взявшись за зеленую дамастовую штору.
– Луиза, – повторил он.
Значит, ее зовут Луиза. Довольно распространенное имя. Он тысячи раз произносил его раньше, не ведая, что так зовут ее. Только она настоящая Луиза, женщина, для которой и было создано это имя.
