В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Михаил старательно находил места, где они могли побыть наедине, без страха быть пойманными. Или такие места, где они могли быть вдвоем, и это не вызвало вопросов и подозрений. Пусть такая скрытность порой вызывала раздражение, пусть он завидовал тем парам, которые могли зарегистрировать свой союз, пусть… Но в те годы Михаил не чувствовал себя Сломанным.
А потом была ссора и расставание. После этого в жизни Михаила наступила черная полоса длиной почти в пятнадцать лет.
К 1975 году он уже немного разобрался в терминах и нашел кое-какую информацию об ЛГБТ-движении за границей. Он жадно читал новости и смотрел передачи, которые так или иначе затрагивали тему борьбы за равные права и отмену уголовного преследования геев и лесбиянок. Как раз в 1970-х годах международное правозащитное гей-движение обратило внимание на ситуацию в Советской России и преследование гомосексуалов стало рассматриваться как часть нарушения прав человека в СССР. Однако, это ничего еще не изменило.
В 80-х годах каким-то невероятным образом, рискуя собственной свободой, Михаил узнал о создании организации «Гей-лаборатория», которая занималась формированием самосознания у геев и лесбиянок СССР, переводами и распространением иностранной тематической литературы, пыталась организовать досуговое и культурное пространство. Миша получал через знакомых, таких же, как он сам, Сломанных, некоторую литературу, читал, образовывался.
В 88-м году Михаилу даже повезло съездить в Германию в командировку, где он смог пополнить свою библиотеку различными произведениями, связанными с ЛГБТ-сообществом. Правда, все книги были только на немецком, чтобы без проблем провезти их на родину. Многие из работ были на тему «Гомосексуализм – болезнь разума или тела?», «Как исправить ориентацию», «Любовь – это нормальный физиологический процесс». Он также посетил больницу с экспериментальным лечением гомосексуальности, но это совсем другая история. Собственно, поэтому вся литература оказалась около медицинской тематики.
Все стало постепенно налаживаться в девяностых. Михаил привык считать, что в его черном туннеле жизни забрезжил свет именно в то время.
В 90-х появились журналы… И пусть они просуществовали недолго, пусть ради собственной безопасности их выписывали на абонентские ящики или вымышленные имена и адреса, все же они оказали немалую поддержку многим представителям ЛГБТ. В первую очередь геи и лесбиянки получили возможность обсуждать свои проблемы и делиться опытом. Михаилу нравилось читать истории других людей, понимать, что он не один такой, что они все переживали или переживают трудные времена.
Весной 1991 года Михаил посетил фестиваль «Рок против террора». Его организаторы выступали против применения оружия в мирное время, за уважение прав личности, утверждение новых, гуманных отношений между людьми и странами… А главное, группа «АукцЫон» выступила с заявлением в защиту сексуальных меньшинств, призывом к толерантности и за отмену 121 статьи УК РСФСР.
Это был первый и последний музыкальный фестиваль, который Михаил посещал. Концерт продлился восемь часов, оставил незабываемые впечатления, но также, как и в 70-х, это ни к чему не привело.
А после того, как в 1993 году без широкой огласки для граждан страны (но «посвященные» были в курсе одними из первых) отменили уголовное преследование и добровольные однополые отношения были декриминализованы, Михаил потерял интерес к новостям мира ЛГБТ-сообщества. Главное уже произошло. Даже если о нем узнают – его не станут преследовать. Таков закон.
С 1993 года Михаил стал просто жить. Ходить на работу, как и раньше, заниматься своими хобби, как и всегда, общаться с семьей лучшего друга, как и привычно, завел собаку, как и мечтал… И просто смирился с тем, что больше не встретит такого человека, как Ярослав, а значит ЛГБТ-движение его больше не касается. Он один.
Ну и финальным аккордом новой страницы жизни Михаила Петровича было исключение гомосексуальности из списка заболеваний в 1999 году. С этого дня Михаил перестал называть себя Сломанным. Пусть он и был несчастным и одиноким (семья Смирнитских была всё-таки семьей Ярослава, а не его собственной), зато он был здоровым.
***
2019 г., осень
Под конец рассказа Михаила Мила едва ли не плакала у него на плече, а он гладил ее по спине, успокаивая.
– Все в порядке. Я это пережил. Мы это пережили. А сейчас другое время, милая, и ты со всем справишься! – шептал Михаил, поглядывая на Ярослава, который выглядел немного потерянным.
– Ты столько лет… один… – всхлипнула Мила. – Неужели тебе не хотелось… хоть кого-то рядом?
– Нет, хоть кого-то мне не подходило, потому что я любил твоего деда, и никто не мог сравниться с ним, – печальная улыбка Михаила снова разбила сердце крестной внучки. – Но у меня же был пес. Его звали Эдисон, мы прожили вдвоем почти двадцать лет. Тебе было около двенадцати лет, когда он ушел. Ты должна его помнить.
Мила кивнула. Воспоминания о причудливой таксе с пятнышком-галстуком немного взбодрили ее. Конечно, до смерти родной бабушки и переезда Ярослава в сто тринадцатый дом, она не часто виделась с крестным дедом, так что и Эдди помнила плохо. Разве что сохранился общий образ старой, но очень ласковой собаки.
– Было страшно? Попасться? – вдруг спросила девушка, отстраняясь от деда.
– Хм, до заключения договора со Славой, да, я этого очень боялся, – задумчиво произнес Михаил. – Да и одно время я даже планировал жениться для прикрытия, но не смог так поступить. Это было бы жестоко и не честно по отношению к девушке.
Ярослав бросил на Михаила удивленный и возмущенный взгляд, но тот сделал вид, что не заметил его.
– А что за договор? – заинтересовалась Мила.
– Я был его, так сказать, поручителем. Если бы кто-то донес на Михаила, я бы поручился, что он не один из мужеложцев и все в таком духе. В таких обвинениях главное слово было за свидетелями, а защищающих было мало, потому что люди обычно принимали сторону «а может он и правда из этих?»
Михаил нежно посмотрел на Ярослава и погладил его ладонь. Словами было не выразить, насколько Миша был благодарен за то обещание вытащить его, если что-то пойдет не так. Но хорошо, что обещание не пришлось выполнять.
– По сравнению с вашей историей, мои страхи вообще… яйца выеденного не стоят, – почему-то обиженно пробормотала Мила.
Старики переглянулись, и Михаил кивнул Славе, мол, теперь твоя очередь постараться разговорить и успокоить внучку.
– Мила, знаешь, не бывает больших и малых страхов. Да, мы скрывались из-за уголовного преследования, но зато мы не сомневались, что это наши чувства. А сейчас из каждого динамика говорят о пропаганде, о моде на инаковость, о желании таким способом привлечь внимание…
