Майя Родейл - Сладкое поражение
Весьма вероятно, размышлял он, леди Кэтрин будет настаивать на женитьбе. То, что они держались за руки, не было большим преступлением, но возникал вопрос, что за этим стояло, а то, что стояло за этим, несомненно, являлось основанием для женитьбы.
Мысль о супружестве произвела на Филиппа обычный эффект. У него заныло в желудке. Ощущение было такое, будто голод и тошнота одолевают тебя одновременно, словно внутри все завязалось в один тугой узел, который не развяжется никогда, и отныне тебе придется всегда жить с этой мучительной болью.
Если не сбежать… Но он не может бежать сейчас по многим причинам: нога все еще побаливает, а денег нет даже на место в дилижансе.
И на самом деле нет необходимости принимать такие радикальные меры до тех нор, пока он не услышит «приговор». Вот уже четыре долгих мучительных часа он ждет прихода Анджелы, испытывая эту непереносимую боль в желудке. А она все не идет.
Панические мысли проносились в его голове. Что, если она сбежала, предпочтя бегство замужеству? Он рассматривал это как вполне вероятную возможность. Она может находиться вне стен монастыря, не имея представления об опасностях, поджидающих одиноких женщин. У нее нет мужчины, способного ее защитить, или наставницы, которая могла бы прогнать проходимцев. Нет средств и нет связей. А ведь она настолько привлекательна, что мужчины будут готовы отдать жизнь за обладание ею.
Он выбрался из постели и собрался отправиться искать Анджелу, чтобы спасти ее от самой себя. Он уже дошел до двери, когда понял, что не знает, с чего начать. Не может же он стучать в каждую дверь и будить всех монахинь аббатства, пока не найдет ее.
А если не найдет? Бродить в темноте по окрестностям? Стоит вспомнить, как все обернулось в последний раз. В общем-то, совсем неплохо, но это не имеет никакого отношения к делу.
Она неглупа, напомнил он себе. И она предпочтет принять постриг, а не выходить за него замуж. Впрочем, если Анджела решила покинуть монастырь, она, по крайней мере, дождется утра. Она не может не проститься с подругами, хотя бы с Пенелопой. И потом, она наверняка захочет сказать ему, что не может выйти за него замуж по уже известным ему причинам. По тем же самым причинам, по которым он сбегал, как только перед ним возникала угроза брака. Он всегда искренне считал, что не губил этих девушек, а скорее спасал от жизни, полной разочарований.
Он не был этого достоин, теперь более чем когда-либо. У него нет ни гроша. Его репутация, да и его душа были черны, как каминная сажа. Он легкомыслен, эгоистичен и не способен на продолжительную привязанность. Говоря о нем, его отец часто повторял, что, мол, Филипп безнадежен, — и это его собственный отец, обязанный любить его без всяких условий.
Филипп лежал под одеялом, представляя, как Анджела говорит с ним своим чарующим голосом. И когда они расстанутся, она, безусловно, почувствует облегчение. Она примет постриг и посвятит свою жизнь Богу.
А что будет с ним? Черт побери, какая сильная боль возникает в желудке при мысли о том, что ему предстоит прожить жизнь без Анджелы! Ему действительно становится физически плохо при мысли об этом. И тут он решился: он все же попытается стать лучше. И тогда, когда он будет готов покинуть аббатство, Анджела поедет вместе с ним.
— Присядь, пожалуйста, — сказала леди Кэтрин голосом, который нисколько не выдавал ее чувств.
Хотя Анджела предпочла бы свободно передвигаться по комнате, она села, как ей было указано, на стул и приготовилась к тому, что последует дальше.
Анджела нервничала, испытывала тревогу. У нее было такое предчувствие, что после этого разговора все изменится. Как — она этого не знала.
Леди Кэтрин зажгла свечу и села за стол.
— Ну что ж, Анджела, в любом случае сегодня вечером я собиралась поговорить с тобой. Хочу спросить: ты решила для себя, когда примешь постриг?
— Я думала об этом, — сказала Анджела и замолчала. Она сделала глубокий вдох. Слабенький голосок в ее голове заставил ее выговорить: — Мне очень жаль, но я не могу этого сделать.
— Понимаю, — сказала леди Кэтрин, но Анджела не была уверена, что она действительно поняла.
— Я думала, что мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью, — объяснила Анджела. — Я здесь уже шесть лет, но я постоянно откладываю этот шаг, потому что хочу обрести уверенность. Но теперь я могу признаться: я не создана для жизни в монастыре. Я просто ждала, потому что… у меня… не было выбора.
— Я не ошибусь, если предположу, что лорд Хантли имеет к этому отношение?
— Это просто совпало по времени, — сказала Анджела.
Но это было не совсем так. После этого она встала и начала ходить по комнате. Комнатка была небольшой, и ходить-то было особенно негде. Но и этого было достаточно. Она ходила и говорила:
— Может, именно благодаря ему я не отношусь к себе как к глупой девчонке с загубленной репутацией. И если я уже не та девчонка, то кто же я?
Анджела остановилась у окна, но открывшийся вид был ей хорошо знаком, и она повернулась к аббатисе.
— Монастырская жизнь, как тебе известно, не так легка, — сказала леди Кэтрин спокойно. — Она требует жертвенности, полной отдачи и преданности. К этому нельзя относиться легко. Никогда не сможешь добиться вознаграждения или оценить его, если не уверена, что сделала правильный выбор.
— Я знаю…
— Я никогда не думала, что такая жизнь для тебя… — напрямик сказала леди Кэтрин, к удивлению Анджелы. — Когда ты появилась здесь, ты не шла навстречу своей судьбе, ты просто бежала от трудной ситуации. Монастырь был для тебя, как мне кажется, местом, где ты могла залечить свои раны перед возвращением во внешний мир.
— Но вы позволили мне остаться.
— Я могла ошибаться.
— Простите, — прошептала Анджела.
— Тебе не за что извиняться, Анджела. В этом нет ничего плохого. Если бы ты, оставив мирскую жизнь, сразу приняла постриг, то твое решение было бы незрелым и неправильным. Мы здесь не судим, и мы принимаем всех.
— Даже таких, как Филипп, — сказала Анджела, усмехнувшись.
— Да, даже таких, как Филипп. Но сегодня вы держались с ним за руки. Можно предположить, что твое отношение к нему изменилось?
— О, я по-прежнему считаю его негодяем. Мне отвратительна мысль о том, что он погубил многих девушек. Но, несмотря на все это, думаю, что я почти влюбилась в него.
Вот так, она произнесла это вслух. Сегодня утром она проснулась с этой мыслью. Весь вчерашний день она держала ее при себе, не потому, что хотела сохранить в секрете, а потому, что этим ей не с кем было поделиться. Она не могла рассказать об этом Хелене, которая просто назвала бы ее «ненормальной», и Анджела, вероятно, согласилась бы с ней. И еще не пришло время рассказывать об этом Пенелопе. А что касается Филиппа, то она подозревала, что ему было бы просто страшно услышать об этом — так же как ей об этом рассказать. Но сейчас Анджела все-таки заговорила о своей любви, словно хотела легализовать это чувство.
