Камиль Лемонье - Самец
Из-за двери выглянула служанка.
— Господин Эйо здесь? — начал Матье.
Он должен был повторить свой вопрос, так как девушка, не двигаясь с места, продолжала разглядывать их с разинутым ртом, с изумлением человека, не привыкшего к новым лицам. Она, наконец, как бы пробудилась от сна.
— Сейчас погляжу, дома ли он? — проговорила она, напирая на слова.
Жермена удивленно поглядела на своего брата. Эйо их разве не ждал? Дом был безмолвен. Та же сонливость, в которую были погружены деревни, стояла в прихожей. И оба они: и Жермена, и Матье — сидели в ожидании в пролетке, не решаясь сойти, тогда как лошадь взрывала копытами землю, почуяв родной запах конюшни.
С лестницы донеслось чье-то покрякиванье. Кто-то спускался тяжелой поступью, останавливаясь и кашляя. И Эйо неожиданно показался в полосе света у растворенных дверей, смущенный и улыбающийся.
— Вот как, мамзель Жермена с братом. Вот это дело. Славно надумали заехать к нам.
Он был в жилете, с всклокоченной головой и в чулках. Он вспомнил, что приглашал их; но он сделал это больше из вежливости, совсем не полагая, что они приедут. Он машинально застегивал подтяжки у своих брюк, повторяя свою фразу, кивая притом головой:
— Славно надумали… Право славно, славно!
Матье счел нужным вставить:
— Ужасная жара.
— И прекрасно, прекрасно, все к лучшему. В этом году будет большой урожай.
— Что верно, то верно.
Эйо медленно одевался. Гюлотт радушно принял его; он сумеет оказать такую же честь и его детям. Теперь он громко смеялся, забывая о гостях, говорил о таких вещах, которые не имели никакого отношения к тому, что происходило в его уме. И, так как гости не вылезали из пролетки, он, наконец, надумал:
— Что же вы? Входите. Пойду сказать жене, что вы приехали.
— Не стоит, — проговорила с досадой Жермена. Не беспокойтесь…
На ее губах появилось выражение нетерпеливости. Она повернулась к своему брату, как бы приказывая ему тронуться в путь. Матье колебался. Тогда Эйо, воспылав рвением, схватил лошадь под уздцы.
— Нисколько… И совсем даже ничуть. Вы побудете у нас, непременно, черт возьми.
И живо разнуздал. Матье глядел на сестру. Она незаметно пожала плечами и встала.
— Эй вы, Матье, Донат! Живо! — крикнул Эйо, — помогите мадемуазель Гюлотт выйти из экипажа.
Но она уже соскочила на землю. Никто не откликался на зов, и фермер притворился разгневанным.
— Ах, эти мальчишки, мамзель Жермена. Всегда где-нибудь запропадут.
Матье подвел пролетку под навес. Маленькая арденка, почувствовав свободу, направилась к копне люцерны и с жадностью принялась за нее. В конюшне лошади, вытянувши шеи, неподвижно смотрели на этого непрошеного гостя.
Эйо подошел к лошадке, взял ее под уздцы, повел в конюшню, где поставил между своими лошадьми и всыпал в корытце целый мешок овса.
— Сперва скотам, а потом — людям, — сказал он, подходя к Жермене.
И на этот раз решительно направился с ней в дом. Он предлагал ей пива, вина, кофе, всего, что она пожелала бы. Она согласилась, наконец, выпить немного воды со смородиной. Он подал ей сам и потом покинул их под предлогом пойти надеть свои башмаки.
Комната выглядела вульгарно и неизящно. Можно было легко заметить, что только руки старой женщины касались вещей в доме. Стулья с плетеными сиденьями были расставлены вдоль стен, оклеенных обоями, отставшими по длине плинтуса вследствие сырости и немного выше обтертыми спинками стульев.
Над камином висела в рамке картина, изображавшая белого медведя, готового наброситься на двух охотников. Камин был выкрашен под мрамор и имел в виде украшения зеркало в палиссандровой раме, часы из бронзированного цинка и две огромные раковины с красными створками. Стол был покрыт клеенкой, далее стоял шкаф для белья, выкрашенный под дуб, и еще буфетный шкаф красного дерева, заставленный посудой, дополнявший обстановку.
Они глядели на раковины, картинку, зеркало, сидя молча со сложенными на коленях руками. То же безмолвие продолжало царить и в доме. И вдруг до них донесся шум спора из верхнего этажа. Они расслышали голос фермера и другой голос, возражавший с недовольством. Это продолжалось некоторое время, затем Эйо спустился вниз.
Он принарядился в плотно накрахмаленную с серыми и синими полосами блузу, которая носила следы усердного глажения на спине и рукавах, и потирал с веселым видом руками.
— Мальчики мои у Машаров, — промолвил он. — Я пойду скажу, чтобы за ними сходили. Вы знаете Машаров?
Они знали их, но не были с ними знакомы.
Он сощурил глаза и продолжал:
— Я вам, так и быть, скажу. Машары люди с достатком, Жозефа, дочь их, умеет на рояле. Мой второй сынок Донат и свел с ними знакомство. Прекрасная девушка. В вашем роде, мамзель Жермена. К Рождеству у нас будет, по-видимому, кое-что новенькое, да-с.
Но у него, ведь, было целых три сына. Два остальные не нашли еще себе подходящих невест. И он завершил свою речь любезностью.
— Они ведь не знакомы еще с вами, мамзель Жермена.
Он предложил им показать своих коров. Та, что он купил у их отца, пришла целой и невредимой. Однако вторично он бы не купил ее. Ну, да что сделано, то сделано. И продолжая говорить все в таком роде, он повел их в хлев и на конюшню. У порога конюшни он ударил Матье по плечу:
— Ну, что ты скажешь о моих лошадках?
Там помещалось пять лошадей прекрасной рыжей масти с шелковым отливом.
Матье переходил от одной к другой, ощупывая их под брюхом и похлопывая по ягодицам. А Эйо следовал за ним, самодовольно приговаривая: «Ах ты, мальчик, мальчик. Ведь таких нигде не сыщешь. Эх, хе-хе».
Когда они выходили, по двору раздались стуки каблуков, и Жермена увидела приближавшихся трех сынков фермера.
— Идите скорей, — крикнул Эйо. — Это — мадемуазель Гюлотт.
И он представил их.
— Это вот мой первенец, Гюбер.
У нее невольно сорвалось движение. Ищи-Свищи тоже звали Гюбером. И она с любопытством посмотрела на этого Гюбера, находя странным такое совпадение.
— Это мой второй — Донат. А вот тот малыш — Фриц.
Он указывал на них рукой, делая ею широкое движение каждый раз, и, видимо, очень гордился сыновьями. Жермена кивала головой смущенно засмеявшись. Гюбер сдернул фуражку резким движением и держал непринужденно за спиной. Фриц, очень сконфузившись, покраснел до корня своих конопляных волос, вытащил изо рта сигару и снова сунул ее в рот горящим концом, что заставило его подскочить. Смех Жермены перешел в насмешливую складку на губах.
Они все вместе вернулись в дом. Госпожа Эйо приказала приготовить стол для кофе и поджидала их теперь. Это была маленькая, сухая женщина с желтым лицом и с томностью во взгляде.
