Кимберли Кейтс - Утренняя песня
«Мистер Данте ждет вас в Розовой гостиной, – сказал ухмыляющийся лакей. – Он приказал вам надеть голубое платье».
Ей хотелось ответить: «Передайте мистеру Данте, чтобы убирался ко всем чертям».
Но она предпочла личное общение с великим и могучим хозяином.
Ханна сошла вниз, предвкушая сражение. Сердце предательски екнуло, стоило ей увидеть Остена в дверном проеме Розовой гостиной. Черные бриджи облегали мускулистые бедра. Булавка с сапфиром блестела на шейном платке, подвязанном под чисто выбритым подбородком. Черные волосы, откинутые с высокого лба, блестели, словно вороново крыло под солнцем.
Его взгляд был полон самодовольства. На чувственных губах играла улыбка.
Остен Данте не сомневался, что бедная Ханна будет благодарна за то, что ее приглашают к нему в постель и используют как обычную проститутку. Он играл в эту игру уже не раз.
Как только он увидел ее, его лицо расцвело от удовольствия, но он тут же помрачнел, заметив измятую материю у нее в руках.
Он нахмурился.
– Разве платье не готово? Я думал, что отдал распоряжения...
При виде его смущения Ханна еще больше разозлилась.
– Не стоит беспокоиться. Оно готово, сэр. Ваш приказ выполнен.
Она бросила ему платье. Он поймал его. Синие глаза сверкнули.
– Вам, наверное, не понравился цвет?
Тень разочарования мелькнула в его глазах.
– Если вы предпочитаете другой, можно выписать из Лондона.
– Покорнейше благодарю вас, сэр! Не утруждайте себя заботой обо мне, – ледяным тоном произнесла она.
– О какой заботе вы говорите?
Он замешкался, но когда наконец понял смысл сказанного, его глаза округлились. Он уныло улыбнулся.
– Ханна, сожалею, если задел вашу гордость. Пожалуйста, примите платье в знак того, что я прощен. Все эти однообразные коричневые и серые цвета действовали на мой творческий процесс угнетающе. Вторгались в мою музыку. – Он улыбнулся с подкупающей теплотой. – Мы же не хотим, чтобы я писал только погребальные песни.
– Лишь при условии, что хоронить будут вас, сэр!
– Прошел по крайней мере месяц с тех пор, как вы намеревались меня убить.
В чем дело? Он в замешательстве! Но он не ускользнет, прикрываясь улыбками и расспросами. Он подверг ее унижению. А она по глупости решила, что они пришли к взаимопониманию в ту памятную ночь, когда встретились в музыкальной комнате.
Ханна вскинула подбородок и взглянула ему в глаза.
– За те несколько недель, что вас не было, я многое поняла. Все слуги перешептываются у меня за спиной, одни игнорируют меня, другие пытаются заслужить мое расположение, надеясь... надеясь получить бог знает что благодаря моему влиянию.
– Не могу представить, чтобы вы боялись кухонных пересудов. Особенно после того, как осадили меня, когда я был в ярости. Я выясню, в чем дело.
– О, тут нет никакой особой тайны, уверяю вас. Все в Рейвенскаре знают, в каком неоплатном долгу я перед вами. Но вы плохо меня знаете!
Улыбка сбежала с его лица. Он словно окаменел.
– Платье – подарок, Ханна, – спокойно проговорил он, – а не акт благотворительности.
– Разве это не плата за оказанные услуги? Точнее, предвкушаемые услуги? Должна признать, что игрушки для Пипа – очень ловкий ход. Но ведь ему придется расстаться с ними. Об этом вы подумали?
– Они принадлежат ему.
– Какое утешение!
Она с трудом сдерживала слезы.
– Я всего лишь закреплю льва-качалку у себя на голове, когда мы отправимся в путь!
Он прищурился.
– Но вы остаетесь. Разве мы не договорились?
– Это было до того, как я поняла, насколько дешево вы меня цените.
– Дешево? Это чертовски дорогие вещи, если хотите знать. Ханна, вы говорите неразумно.
– Простите, но все это для меня так ново, великодушный сэр. Возможно, вы привыкли осыпать безделушками женщин, чтобы те подчинялись вам, но у меня свои жизненные принципы.
– Вы ошибаетесь. Я ни к чему такому не привык. Никогда не дарил женщинам подарков, разве что веер. Делал подарки только матери и сестрам.
– А, понятно. Другие ваши женщины требовали денег, а не вещей, да? Наличные по требованию.
– Я сказал именно то, что хотел сказать, Ханна. Я вообще впервые купил женщине подарок.
Он покраснел.
– К чему все это?
На мгновение она заколебалась, выведенная из равновесия ошеломленным выражением его лица. Это выражение заставило бы ее почувствовать себя виноватой, если бы не жестокая правда, которую ей выложил Уильям Аттик. Почему бы Остену Данте не посмотреть в лицо фактам, как это сделала она?
– Наверное, я повела себя безрассудно, когда позволила вам дотрагиваться до меня и целовать меня в ту ночь в музыкальной комнате. Но я предпочла бы, чтобы вы были честным и сказали мне прямо в лицо, чего вы от меня ожидали, а не выдумывали бы эту идиотскую сделку. – Она запнулась и возненавидела себя за это. – Может быть, я даже согласилась бы уступить вам, чтобы отплатить за пищу, кров и все остальное.
– Ханна, вы несете вздор.
– Сейчас объясню. Вы хотите, чтобы я спала с вами? Так и скажите! Я буду торговать телом за пищу и кров для Пипа. Но будь я проклята, если стану вашей любовницей за новое платье! Так дешево я себя не продам!
Его лицо стало белым как снег. Каждый мускул был напряжен. Он положил платье на секретер.
– Мисс Грейстон, вы ошибаетесь. Я не собираюсь делать вас или любую другую женщину своей любовницей. Ни сейчас, ни потом.
– Вы... вы что?
– Мы обменялись несколькими поцелуями, это верно. Но разве я сделал что-то, от чего у вас создалось впечатление, будто я могу потребовать, чтобы вы стали моей любовницей в обмен на полный желудок вашего ребенка?
Ханна вздрогнула, вспомнив, какое у него было выражение лица во время их первой встречи, когда он шествовал по Рейвенскар-Хаусу. Большинство мужчин вышвырнули бы изнуренную женщину с ребенком из своего поместья точно мусор. Большинство «джентльменов» даже не стали бы смотреть на них, не говоря уже о том, чтобы впустить их в дом и убедиться, что они накормлены и согреты.
У Остена Данте ужасный характер, он нетерпелив, высокомерен, упрям. Но он дал Ханне возможность увидеть в себе то, что изо всех сил старался скрыть от других. Он доверил ей свое истерзанное сердце.
– Я... Нет. Вы всегда были добры.
– Тогда откуда у вас эта вздорная мысль?
– Мистер Аттик ясно сказал, что вы хотите сделать меня своей любовницей в обмен на... Слуги тоже в это поверили.
– Ах вот в чем дело. Кухонные сплетни. Я и понятия не имел, что Аттик и слуги истолкуют единственное платье таким образом. Что они решат, будто между нами существует интрижка. Большинство из них работают у меня достаточно давно, чтобы знать, что я не позволяю себе подобных развлечений.
